Суд над о. Андреем Кураевым сам по себе не является чем-то неслыханным и уникальным. Когда одно духовное лицо вступает в конфликт с другим духовным лицом (или другими), и этот конфликт не может быть разрешён полюбовно, то он переходит на рассмотрение церковного суда, которому надлежит проверить правоту конфликтующих сторон и вынести взвешенное решение. Как и в светской жизни, здесь есть закон — каноны, который все должны соблюдать. За их несоблюдение полагается наказание вплоть до извержения из сана и отлучения от церкви (такому подвергся, например, писатель Лев Толстой).
До 1917 года церковные законы распространялись не только на духовенство, но и на прихожан (прежде всего, дела духовные и семейные). Затем законам церкви стали подчиняться в обязательном порядке только служители, остальные — по желанию, на основе свободного волеизъявления (например, если человек венчался в церкви, то расторгнуть церковный брак он не может по законам государства, но только по законам церкви).
У Русской Православной Церкви, с одной стороны, был накоплен огромный опыт в сфере церковного суда, создано развитое судопроизводство, проверенное временем и опирающееся на Высший Закон. Вот только смена вех отразилась и на церковном праве и его применении, и не всегда это к лучшему.
«Кириллов суд идет своим путем… Опция защиты и оправдания в него просто не включена», — жалуется известный проповедник о. Андрей Кураев, которому сегодня предписано явиться в суд. Дело в том, что ему (в нарушение церковных канонов) не было предъявлено официальное обвинение, и он не может подготовиться к защите в суде, поэтому диакон не считает нужным приходить на судилище.
Диакон может лишь предполагать, что в основе обвинения лежат подозрения в клевете на ряд священнослужителей РПЦ, причисленных им в ряде публицистических статьей к гомосексуалистам. В таком случае, предполагает он, ему потребуются свидетели защиты, которых он не будет иметь возможности вызвать, не имея времени на подготовку.
Защитить себя перед лицом общественного мнения Кураев тоже не сможет — на закрытое судебное заседание он не сможет кого-либо пригласить и осуществить аудио и видеосъёмку.
Диакон сам называет своё поведение «неповиновением» (лат. contumacia), которое может быть истолковано как каноническое нарушение. Такое поведение о. Андрея Кураева чревато последствиями. После двух неявок (даже если указанную причину судьи примут как уважительную), суд примет решение без его участия. Диакон говорит о том, что готов к любому исходу дела, в том числе и к концу 35-летней церковной карьеры, за которую не держится из-за «не вполне совпадающих систем ценностей».
В связи с этим вспоминается церковный суд над Львом Толстым. Тогда многие деятели культуры писали письма в защиту ересиарха, прося не подвергать его анафеме, но сам он оставался к этому равнодушен, подчёркивая, что сам отвернулся от церкви задолго до того, как она извергла его из своих рядов.
Конечно, о. Андрей не ересиарх и не отступник — лишь инакомыслящий, но если он сам себя отделяет от церковного сообщества, то нетрудно предугадать решение церковного суда в его случае. Всё-таки принадлежность к церкви требует желания сотрудничать с обеих сторон.
