У русской культуры какая-то удивительная особенность: она всё время порождает ощущение у некоторых людей, что её идеи привнесены из Европы. Как будто мы ничего своего создать и не могли, варвары — они и есть варвары… Теперь, на открывшейся в Третьяковской галерее выставке «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» русских романтиков упрекнули в том, что они взяли свои романтические идеи у немцев.
Заметим, что речь идёт о таких деятелях русской культуры, как А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, К. Брюллов, В.А. Жуковский и другие. Раньше всё чаще говорили об определяющем влиянии на них французов, позже — англичан и итальянцев, теперь выходит, что своё вдохновение представители Золотого века черпали в немецких творческих объединениях.
Тем не менее, устроителям выставки есть за что сказать огромное человеческое спасибо. Объединённая русско-немецкая экспозиция, составленная из собраний русских музеев и галерей Дрездена — это не имеющая аналогов попытка описать масштабное явление в его взаимосвязи и взаимодействии на международном уровне. То прекрасное, что смотрит на нас со стен, разбивается на тематические блоки и всесторонне знакомит нас с произведениями современников-романтиков.
Устроители полностью убеждают нас в том, что романтизм в России и Германии имеет много общего, а последний в живописи оформился чуть раньше. Но если бы не было столько общего, то не было бы и понятия романтизма как жанра в искусстве.
В действительности, виной тому во многом является хронология, которая ограничивается 1789-1848 годами и замыкает его событиями во Франции и революционными их отголосками в Европе. Но если временные и национальные рамки расширить, то выводы изменятся.
В XVII веке происходит Английская революция, в XVIII веке — Французская революция. Творческие люди ищут понимания роли личности и её взаимодействия с обществом, и творческие пути разделяются на три направления: классицизм, романтизм и чуть позднее реализм. Первое из этих направлений — при власти, два других скорее находятся в оппозиции к ней. Но не есть ли это реакция на стирающий национальные границы классицизм, на равнодушие к собственному народу, на идейное его закрепощение под лозунгами Просвещения или революционных преобразований?
В конце концов, романтики всегда, во всех странах обращаются к собственному национальному опыту, культуре и традициям своего народа. Они вопиют любви к человеку — уважению свободы выбора личности, его права на любовь к родным просторам. Многие из романтиков, например, приняли участие в освобождении Греции от османского ига, а великий английский романтик лорд Байрон даже погиб там.
Классицизм и романтизм борются между собой и отстаивают собственный взгляд на мир. При Наполеоне творили Давид и Энгр, вдали от них — долго не признаваемый Жерико и мятежный Эжен Делакруа. В Испании влияние при дворе иностранцев Менгса и Тьеполо было несомненно, но уже в 1770е годы приобретает общеевропейскую известность первый испанский романтик Гойя. который в 1780х годах получает признание короля. Правда, к концу жизни он, по словам Фердинанда VII, становится «достойным петли».
Ещё до романтиков в европейском (в частности, русском) искусстве были предтечи. Если копать далеко в прошлое, то это греки в противовес римлянам — предмету восхищения классиков. Отсюда и особое внимание к грекам.
В последней трети XIX века уже формируется романтический английский пейзаж, где царят Констебл и Тёрнер. Очевидно, что он появился именно в Англии. Но Германия, безусловно, становится одной из первых стран, где благодаря литераторам и философам оформляется цельное художественное направление, полемизирующее с классицизмом.
Первым было слово. Его в Германии сказали сначала «Буря и настиск» Гёте, затем «йенские романтики» — братья Шлегель. Благодаря им такие художники как Филипп Отто Рунге сумели создать портрет, подчёркивающий не внешние регалии модели, а её тонкий внутренний мир.
Другой художник — Каспар Дэвид Фридрих, писал пейзажи, проникнутые грустью и навеянные тайной Вечности, которые так потрясли русского поэта Жуковского. Но и в этой романтической поэзии живописи очевидны духовные традиции А. Дюрера. Немцы стремились вернуться к родной старине и возродить духовность, которая повсеместно попиралась новой волной.
Как и русские художники и писатели, немцы подолгу жили в Риме. Этот город писали Карл Брюллов, Алексей Венецианов, Орест Кипренский, Александр Иванов, а также немцы Каспар Дэвид Фридрих и Карл Густав Кларус. Но Италия была отнюдь не единственной страной, которая привлекала внимание романтиков — для них открывался весь мир. Например, Карл Брюллов писал лидеров Греческого восстания, посетив мятежников.
На выставке находится место декабристам и их единомышленникам (включая Пушкина и Лермонтова), но, увы, небольшое, и в тесной связи с идеями Французской революции. Однако не нужно забывать о том, что многие романтики (возможно, все) не только не поддерживали этих идей, но и сражались с оружием в руках против солдат революционной Франции. Жерико вступил в ряды охраны Людовика XVIII, Гойя взял в руки оружие и защищал свой город от наполеоновских войск, многие декабристы — герои войны 1812 года. У романтиков были свои идеи и проекты, отличные и даже противоположные революционерам.
Ещё одна бесспорная заслуга организаторов выставки «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» — это демонстрация широких творческих возможностей представителей романтического направления. Зачастую один и тот же человек был писателем, поэтом, художником, музыкантом, а также имел какую-либо практическую специальность (например, офицера, дипломата или врача). Вспомним А.С. Грибоедова, Н. Бестужева, М. Лермонтова, В. Одоевского и многих других.
Да, это было время, когда между элитой (к ней относилось большинство романтиков) и аристократией можно было поставить знак равенства. Увы, судьбы многих из романтиков трагичны, а их стремление к свободе для себя и для других приводило к несчастьям и ранней смерти.
Русские, английские, немецкие, испанские, греческие и итальянские романтики взаимодействовали между собой. Они встречались или состояли в переписке, обменивались творческими идеями, даже координировали усилия в той же Греции. Но это был равный союз, где русский голос звучал не менее мощно, чем голос представителей других стран. Имена Михаила Глинки от музыки, Карла Брюллова и Александра Иванова от живописи, Александра Пушкина и Александра Грибоедова от литературы и многих других составляют сокровищницу мировой культуры.
Вот только никто так массово и скоро не пострадал, как представители русского романтического направления. После подавления движения декабристов русские власти изымали и запрещали произведения К. Рылеева, Н. Бестужева, М. Лермонтова и других, не давая их популяризировать и хранить память об их создателях (помните, как Ф. Достоевский едва не был повешен за чтение лермонтовского «На смерть поэта»?). Слишком уж мощными врагами они были, слишком сильно было их художественное слово.
Мне представляется, что в этом и состоит причина ощущения, что русская культура всегда у кого-то училась, но не создавала своего. Вместо того, чтобы гордиться лучшими сынами отечества, русский истеблишмент традиционно предпочитал любить иностранцев и уничтожал всё лучшее, что создавалось на своей земле.