Сегодня самый главный вопрос в стране — это вопрос экономического роста, из которого следует два подвопроса: каковы пределы этого роста и каковы ресурсы этого роста?
Быть или не быть России великой державой — это решается сегодня. Но решается это на площадках научных центров (и в головах ученых) и, конечно, на конкретных производствах. Другого пути нет.
Для определения целей и задач развития (и, конечно, задач экономического роста) надо понять прежде всего экономическую модель. Но в этом-то и вся соль вопроса — модель-то и не определена.
Нет ветра в паруса корабля, который не знает, куда плыть. Так говорил великий Монтень. Большая дискуссия вокруг стратегического пути ведется не первый год. А воз и ныне там: только за один 2018 год прошло большое количество дискуссий, как в России, так и за ее пределами, на эту тему.
Большая дискуссия освещается как в толстых академических журналах (например, на страницах журнала «Вольного экономического общества), так и в массовых средствах информации в стране и за рубежом.
В дискуссии принимают участие представители самых различных научных течений и мировоззрений. В них принимают участие и Нобелевские лауреаты, и ученые-практики. Однако главный итог — в сухом остатке — к которому приходит научная мысль состоит в том, что Россия находится на стадии раннего капитализма или позднего феодализма. И мы опять перед лицом двух сакраментальных вопросов: что делать и кто виноват?
Все ученые мужи и все экспертное сообщество сходятся во мнении, что без потребления нет развития. Для потребления нужно создать широкий слой среднего класса. Не будет инвестиций до тех пор, пока не будет рынка. Рынка не будет, пока не будет конкуренции. Государство должно отходить на второй план, выдвигая на первый свободные экономические силы, позволяющие развивать производство, создавая мощную прослойку малого и среднего бизнеса. Экономика не может развиваться в условиях высокой степени монополизма, не открывая шлюзы для широкого циркулирования внутри экономики больших потоков длинных и дешевых денег. Это аз и буки, альфа и омега любой экономики переходного периода.
Затянувшаяся переходная стадия явно задерживается в развитии, а затянулась она по той причине, что государство не прислушивается к гласу вопиющего в пустыне — к голосу науки, который говорит о необходимости, причем жизненно важной необходимости создания масштабного и многочисленного среднего класса. Это может привести, и уже приводит к ассиметричному отставанию конкурентоспособности экономики в мировой гонке в эпоху глобализации.
Причем дело здесь не только в численности населения — Россия компенсирует недостаточное количество демографических возможностей наличием научно-технического потенциала — а в том, что России ее исторической судьбой предначертано освоение ее поистине безбрежных недр и территорий.
И здесь только инструментами государственного регулирования ситуацию не спасти — здесь во весь рост встает вопрос о задействовании существующего масштабного эндогенного потенциала науки и, конечно же, ее все еще больших трудовых ресурсов. Не будем забывать, что Россия — страна высококвалифицированных трудовых ресурсов, но весьма и весьма низко оплачиваемых. На всех экономических форумах звучит рефреном наличие высококвалифицированных рабочих кадров как специфика России, называемое конкурентным преимуществом. И при этом всегда подчеркивается дешевизна этих рабочих рук. Но это конкурентное преимущество России себя уже исчерпали.
В повестке дня стоит насущный вопрос — создание в кратчайшие сроки среднего класса по типу созданного в Китае и на наших глазах создающегося 300-миллионного класса в Индии. Почему эти страны пошли по этому пути? Они по нему пошли только по одной причине — экспортно ориентированные экономики быстро перестроить на другие варианты типов экономического роста невозможно.
Во-первых, для этого потребуется большое количество времени, реконструирование всей схемы производства и от 60 до 80% от нынешнего объема ВВП этих стран в качестве необходимых инвестиций. А их попросту неоткуда взять. Поэтому быстрее, проще и, если так можно сказать, дешевле, легче, комфортнее и логичнее создать свой собственный класс потребления тех самых товаров, которые шли на мировые рынки. Тем более что этот же средний класс и является главным локомотивом и генерирует экономик в ускоренном режиме. В Китае, да и в Индии, уже понимают, что наступает эра затоваривания мировых рынков их товарами, а потенциал их собственных внутренних рынков еще совсем и не раскрыт. Они посчитали, что при раскрытии эндогенного потенциала их средних классов те способны будут в ближайшем будущем потреблять до 80% собственной (ныне экспортной) продукции сами.
В этом смысле в России ситуация проще и легче, хотя бы по одной простой причине: легче и быстрей создать собственный средний класс, да и экспортный потенциал России меньше, чем у Китая и Индии. Ему проще будет потреблять товары собственной экономикой.
Такие модели, основанные на таких размышлениях, существуют уже в довольно подробных расчетах и, что называется, готовы к потреблению. Вопрос только в том, будет ли дана команда на их использование.
Интересно то, что подобные размышления и расчеты делались не только по Китаю и Индии, но и по другим крупным экономикам, например, по Германии. В ИМЭМО прошла конференция, получившая название «Пределы лидерства Германии в Европе».
Сразу замечу что в этой экономике, столь сходной с Россией, также делается упор на роль среднего класса и на экономическую активность среднего класса и его потребительские способности.
Суждено ли России выйти на параметры высокоскоростного экономического роста? Вопрос далеко не риторический.
Посудите сами, потенциал науки в стране либо не задействуется вовсе, либо используется в самых минимальных дозах. Это видно не только по отсутствию минимального диалога между наукой и чиновничьим аппаратом, по таким жизненно важным вопросам как своевременный выбор модели экономического роста, но и по более распространенному и масштабному вопросу — прикладному применению достижений науки в производстве.
По данным прессы (Независимая газета от 1 октября 2018 года), ссылающейся на один из авторитетных исследовательских центров, технологические инновации используются на производстве лишь в объеме, не превышающем 9.6%.
Сразу хочу заметить, что эти же самые технологические инновации в таких странах как ФРГ использовались 60% производств, во Франции это 47%, в Англии — 46%. В небольших странах — в Финляндии и Дании — это 62% и 39% соответственно.
Любопытно то, что по такому разделу, как цифровизация экономики (а это один из ресурсов эндогенного потенциала России) Россия использует свои возможности лишь на 4% от ВВП.
Замечу для сравнения, что в ЕС этот показатель 8%, в ЕС — 10%.
Дальше — больше. В такой небольшой экономике как Южная Корея на 10’000 рабочих используется 631 искусственный робот, в маленькой Дании — 211, а в огромной России — 3.
Национальный проект «Наука» — один из 12 национальных проектов, призванных двинуть Россию вперед до 2024 года, должен стать центральным, и, я бы сказал, координирующим все прочие — экспорт, цифровизацию, экономическое отставание, социальное неравенство, экономический рост и так далее.
Тем более, что опыт методики использования научных достижений на практике (как, впрочем, и мировой опыт применения науки) накоплен в большом объеме и ждет своего часа.
