В Государственном Музее Изобразительных Искусств им А.С. Пушкина (ГМИИ) открылась выставка «Русский Йорданс». Картины и рисунки Якоба Йорданса из собраний России», автором которой стал известный искусствовед Вадим Анатольевич Садков.
«Идея выставки была в том, чтобы показать историю русского коллекционирования выдающихся старых мастеров. Эта идея имеет свои подводные камни – много великих художников представлены только в петербургском «Эрмитаже» и в московском ГМИИ. Например, Рембрандт, Рубенс, Тициан. А мне хотелось показать такого художника, который есть не только в этих музеях, но и региональных, провинциальных. Йорданс давал такую возможность. Йорданс – это не только Питер и Москва, но и вся Россия», — рассказал он редакции «Э-Вести».
Выдающийся фламандский мастер барокко Якоб Йорданс (1593-1678) обосновался в коллекциях России ещё в XVIII веке. Начало русскому коллекционированию Якоба Йорданса положила Екатерина Вторая, которая приобрела его полотна как работы одного из выдающихся старых мастеров, которые тогда определяли лицо европейских художественных собраний. Нельзя сказать, что она имела особую симпатию к фламандцам, но обойти вниманием такого крупного мастера она попросту не могла.
«Тогда существовали, с одной стороны, итальянцы; с другой – голландцы и фламандцы. Немцев и англичан в те времена не знали, а к французам относились как к современному искусству. Так Екатерина через русских послов купила коллекции, в которых были работы Йорданса. Именно послы, которым надлежало провести необходимые консультации и получить экспертизу, несли ответственность за качество коллекций, приобретаемых ими для Екатерины, они же перевозили работы в Россию. Перевозка коллекции графа Генриха фон Брюля, купленной у его наследников в Дрездене, например, была осуществлена на специально выписанном фрегате», — пояснил Вадим Анатольевич.
С лёгкой руки Екатерины некоторые работы Йорданса попали не только в музейный фонд, но и в православные храмы России, поскольку их атрибутика в основном или даже полностью соответствовала православному канону.
Многие полотна Йорданса были изначально молельными, поскольку создавались для монастырей. Он всю жизнь работал по заказу католической церкви, и даже после перехода в кальвинизм не переставал их получать. В новой конфессии художник никогда бы не восполнил потерю такого заказчика, ведь кальвинистская церковь по принципу не сотвори себе кумира не приветствует живопись в своих храмах.
Художник мог лишь писать по её заказу шпалеры и делать книжные иллюстрации, где изображения имели морально-назидательный смысл. «И он это делал, о чём свидетельствуют два экспоната выставки – рисунки шпалер, находящиеся в собрании ГМИИ и Эрмитажа, отражающие две стадии работы над одним и тем же проектом. Священник задаёт там вопрос: «Что лучше лучше: сделать из образа Бога животное, или из животного образ Бога? Ответ в обоих случаях отрицательный». Это назидательная аллегория воспитания от противного» — поясняет Вадим Анатольевич.
Якоб Йорданс, таким образом, довольно полно представлен в российских музеях, вобравших в себя коллекции императрицы и русской знати. Помимо екатерининского собрания Йорданса, полотна художника находились в коллекциях Ивана Ивановича Шувалова, собиравшего живопись для Академии Художеств, «бриллиантового» князя Александра Безбородко, Мусиных-Пушкиных, Семёнова-Тяньшанского и многих других.
Они следовали в этом общемировой практике собирания фламандской живописи, которая в мире не прекращается и по сей день. Из крупнейших частных мировых коллекций Йорданса Вадим Анатольевич отметил собрание князя Лихтенштейнского, получившего работы художника по наследству и преумноживший их лично уже в наше время.
А вот в частных коллекциях России работ Якоба Йорданса больше нет. «Если бы у нас были настоящие Йордансы, мы бы назвали свою выставку «из музеев и частных собраний России». У нас есть несколько копий, но привлекать их нам не хотелось, — не без досады говорит Вадим Анатольевич. — Это старые копии, может быть, сделанные в мастерской, но их качественный уровень гораздо ниже того, что мы здесь показываем. И нам не хотелось его снижать».
