Новое веяние охватило труппу «Театра на Таганке», попытавшуюся воплотить на сцене проблематику современного воспитания детей и одновременно обратиться к другим темам, волнующим зрителя наших дней. Речь идёт о премьере по пьесе Алексея Житковского «Горка» в постановке Данилы Чащина.
Сценическая реализация простенькой пьесы, на первый взгляд, отличается от авторского замысла (цитируем автора по программке): «Эта пьеса про ежедневный подвиг маленького человека. Воспитательница детского сада Настя пытается построить Горку, организовать покупку подарков на Новый год, подготовить утренник, помочь оставленному родителями мальчику-мигранту не потерять любовь любимого человека и не сойти с ума за 15 тысяч рублей в месяц. «Горка» — это пьеса о добре, которое существует вопреки всему».
Зритель же видит замысловатый психоделический спектакль. Здесь тебе и демонстрация «Дня сурка», когда каждый день начинается песней Шэр и Сонни «I got you babe», и люди, превратившиеся в мультяшные смайлики-эмодзи, и воланные пуховички кислотных расцветок, и садо-мазо-гротескный образ главного «злодея» — директорши детского сада Зульфии Фаридовны в исполнении Никиты Лучихина. Все это прекрасно воплощает идею абсурда.
Но, как часто случается с актуальным искусством, происходящее на сцене с трудом поддаётся пониманию и нуждается в разъяснениях. Наша редакция обратилась за ними к режиссеру Даниле Чащину.
ЭВ: Почему вы взялись именно за Горку у Житковского?
Данил Чащин: Так сложно сказать. Это как с человеком: почему ты с этим человеком общаешься, а с этим нет? Это всегда какая-то сцепка. Значит, мне с ним интересно, я могу с ним провести какой-то большую часть времени. Вот и пьеса мне показалась, во-первых, смешная — там много юмора, могут получиться интересные актерские работы, диалоги, характеры. Это интересно. У меня пока нет другого ответа.
ЭВ: Совпал ли первоначальный замысел с тем, что получилось?
Данил Чащин: У меня не было замысла. Я пришёл на первую репетицию к актёрам и сразу сдался, сказал: «Давайте что-то вместе придумывать!». И правда, спектакль рождался на репетициях. Такого, чтобы я точно знал, как это будет выглядеть, не было. Мы общались, репетировали, ребята приносили какие-то этюды, разговаривали, фантазировали. Это спектакль типа by the group – придумано совместно.
ЭВ: Для кого этот спектакль? Для каких зрителей?
Данил Чащин: Мне бы хотелось, чтобы приходили разные зрители: и те, у кого есть дети, и те, у кого ещё детей нет. Все так или иначе ходили в детский садик и сталкивались с тем, что нужно учить какие-то детские стихи, танцы. С одной стороны, это ностальгично и приятно, с другой — сопряжено с какими-то трагическими ощущениями, в частности, у меня. Когда я выходил на сцену, у меня был триггер. И до сих пор я, режиссёр, когда выхожу на сцену, то сразу чувствую себя рыбой, которую выбросили на берег, и начинаю «задыхаться». Может быть, у меня это связано с какими-то первыми печальными опытами.
Наверное, все мы родом из детства, мы так или иначе формируемся именно в этом возрасте. Поэтому так важно правильное отношение к ребёнку. Мы так рассуждаем, что ребёнок – это будущий человек, но он уже человек, который обладает правами, и к нему надо относиться как к человеку.
ЭВ: Получается, это спектакль про правильное отношение к ребенку?
Данил Чащин: Не совсем. Человек должен получать радость от всего, что он делает. Если делать что-то недобровольно и принужденно, я думаю, это может породить какие-то опасные последствия.
ЭВ: Мне показалось, что спектакль больше про воспитательницу, которая проходит определенный нравственный путь?
Данил Чащин: Это ещё второй пласт темы, вторая идея про трудности перевода. Очень сложно порой с кем-то договориться и выразить то, что мы чувствуем. Ведь там мир разделен. Там мальчик — другой национальности, и в принципе мальчик. Это возрастное, социальное, материальное разделение. Мы оказываемся разделены.
У меня в финале герои строят горку как образ Вавилонской башни. Она — символ того, что мы пытаемся договориться на разных языках и что-то сделать вместе.
