Михаил Мартынюк: чтобы не терять педагога, я купил дачу рядом

Русский классический балет — это праздник души для зрителей всего мира и неисчерпаемая тема для исследования специалистов. Каждый раз на сцене мы видим волшебство, не достижимое для нетренированного человека и завораживающее его. И мы ловим каждый рассказ исследователей о волшебниках, порхающих по сцене и творящих это чудо.

Особенно же мы ценим прямую речь тех, кто непрестанными упражнениями души, ума и тела достигают совершенства в технике. Читая интервью этих небожителей, мы как будто проникаем за кулисы и прикасаемся к легенде русского балета.

«Э-Вести» посчастливилось предоставить для своих читателей такую возможность. Один из крупнейших всемирно признанных мастеров классического русского балета — Михаил Мартынюк — нашёл время для обширного интервью, поделился множеством интересных деталей своего ремесла и даже секретами своего успеха. Он оказался, кстати, на редкость глубоким и интересным собеседником. Читайте, наслаждайтесь, и успейте посетить его августовские выступления на Летних балетных сезонах.

 

ЭВ: Михаил, я смотрю за вашей активной творческой деятельностью, как Вы все это успеваете?! Скажите, пожалуйста, у вас сейчас сколько проектов?

Михаил Мартынюк: Я выступаю. После 14 лет работы перешел из театра «Кремлёвский балет», где не сложилось, в театр «Русский балет».

Помимо моих выступлений в балете у меня две действующие школы: в Химках и Мытищах. 28 августа откроется третья областная школа (на пять маленьких городов) в Челябинской области, откуда я родом. И вот, вроде бы всё.

Михаил Мартынюк: чтобы не терять педагога, я купил дачу рядом
Звезда балета мировой величины Михаил Мартынюк. Фото из личного архива артиста

ЭВ: Вы сейчас делаете определенный поворот в карьере и идете в другой театр, о котором вы, конечно, знаете, и, где знают вас. Я понимаю, что вас пригласили, но почему вы выбрали сотрудничество с «Русским балетом»?

Михаил Мартынюк: Всё очень просто. Дело в том, что все наши театры: Кремлевский балет, Большой театр, Театр Станиславского, к сожалению,  предлагают такой режим работы, который не позволяет артисту заниматься другими делами, потому что от него требуют работы над текущим репертуаром. Если нужно ещё заниматься школами и своими личными отъездами – а на это при такой нагрузке просто нет времени — тебя мало кто отпустит. Нужно быть постоянно в театре, репетировать и т.п. Это занимает огромное количество времени.

Единственный государственный театр, который в плане режима посвободнее и потому удобнее для меня – это театр Русский балет. Режим работы позволяет перенести спектакль на какое-то другое число. Там огромное число артистов и они всегда взаимозаменяемы. В театре Русский балет спектаклей очень много, потому что они работают и на Москву, и на Московскую область — отсюда и составов у них очень много.

ЭВ: Скажите, как распределяются выступления и педагогика в Вашей жизни?

Михаил Мартынюк: Танцевальная деятельность – это 70%, в любом случае, педагогическая — 30%. Но она даже не столько педагогическая, сколько организационная. В моих школах есть педагоги, собственно я занимаюсь организацией всего этого процесса, спектаклей или концертов.

Для меня это очень легко и просто — я в балете очень давно и, соответственно, у меня много контактов артистов. Все доверяют тому авторитету, который у меня сложился за долгие годы.

И мне, конечно, больше нравится ставить спектакли. В своих школах я делал балет-сюиту «Щелкунчик» — ведь дети еще не профессионалы, они маленькие, еще только учатся. И для них я ставил второй акт «Коппелии» с переходом на третий акт, потому что там есть танцы.

ЭВ: Вы в своих балетных постановках ориентируетесь на классические образцы? Я понимаю, что вы вносите свою хореографию, какие-то элементы, но в целом ваш фокус – это классический русский балет или, может быть, вы привносите какие-то западные веяния?

Михаил Мартынюк: Классический русский балет — это однозначно основной вектор.

Но с этого года начал немного внедрять в концертное исполнение современную хореографию. Для того чтобы действие было интересное, я стал использовать специальные приспособления, экраны. Получается классический балет с медийной картинкой.

Причина проста – достать декорации по старинке почти невозможно. У меня их просто-напросто нет. Брать их в аренду – тоже спорно. А при помощи огромных экранов или видеопроекции та же самая «Коппелия» или «Щелкунчик» расцветают, живут, становятся интереснее.

ЭВ: Вы очень много гастролировали и участвовали в престижных фестивалях как на Западе, так и на Востоке. Вы и в Китае бывали, и по России ездили, и Вам есть, что сравнить: и подход организаторов, и зрительский отклик. Есть ли различия между нами, Западом и Востоком?

Михаил Мартынюк: Вы знаете, это два разных полушария – Запад и Восток, все азиатское направление. Китай, например, Филиппины.

С Филиппинами у меня с 2012 года и до сих пор контракт, и я там часто бываю. Они, конечно, все в большей степени заинтересованы в классическом репертуаре. У них много современной хореографии, но она какая-то своя, нам неизвестная и неудобная. В европейской части современный танец, модерн — он совершенно другой. Поэтому на восточных фестивалях, на которых я бывал, я показывал классику.

И по части приема это два разных уровня. Япония, Китай, Филиппины – это огромные овации. В зале стоит такой гул, что артисту с ума сойти можно. В Европе программы приема более обкатанные, все стандартно, даже нечего отметить – и все достаточно сдержанные. Единственное… Я вспоминаю фестиваль в Кракове, где меня почему-то постоянно просили танцевать «Дон Кихота», «прыгающую» классику. Но это вообще моя история по жизни.

Кстати, что касается Запада — я начал замечать, что европейцы очень мало «прыгают», фактически не «прыгают», когда они танцуют классику. И даже если они танцуют современные номера с «подпрыгиванием», то не так, как московские и вообще русские танцовщики. На Западе сегодня очень мало завязано на технике и, если честно, их представление менее зрелищно. Мне, например, немножко скучновато его смотреть, потому что, в моем понимании, техника должна быть у каждого артиста.

ЭВ: Каков Ваш подход при организации собственной школы, что побуждает Вас делиться мастерством? Правильно ли я понимаю, что Вы ощущаете не удовлетворённую потребность танцевать в детях — ту же, что и вас  привела в танец. Не много сегодня балетных возможностей для детей…

Михаил Мартынюк: Это очень интересно. Два года назад я не собирался ничего открывать и вообще хотел переехать на Филиппины, работать там в театре. Но у меня попросту произошла банальная травма колена, не очень сложная. Оно то болело, то не болело, я то периодически мог танцевать, то не мог. У меня была легкая депрессия, и я встретился с одним человеком — моим другом, и мы с ним переговорили о том, что если я перестану танцевать, то что мне делать дальше?

Тогда и возник вопрос о школе. Мы сначала (случайно) открыли первую школу. Буквально через несколько месяцев меня это захватило, потому что все в моих руках. Здесь самая главная часть работы была творческая – нужно что-то ставить, делать, что-то новое объяснять и показывать детям, если они хотят двигаться в этом направлении.

Меня занимает по большей части информационная отдача, желание, чтобы тот, кто в этом заинтересован, получил какие-то знания. У меня этих знаний много. Даже не столько знаний, сколько опыта: как все это сделать, как быстро научиться танцевать, понимания, кем ты станешь через 8 лет, если будешь заниматься. Недавно, в мае-июне, я дал 80 мастер-классов детям, которые не имеют никакого отношения к балету – тем, которые даже не понимают, что такое танец. Их знания заканчиваются на том, что где-то когда-то они увидели одну балерину.

Что меня побуждает этим заниматься? Желание рассказывать о балете, показывать его, ставить спектакли.

ЭВ: Дети и их родители к Вам приходят, потому что Вы – Михаил Мартынюк, или просто потому, что они хотят научиться танцевать?

Михаил Мартынюк: Я думаю, что, конечно, они хотят научиться танцевать. Ну кто же в Химки поедет на мою фамилию (смеется)?!

В Челябинской области, наверное, в мою школу идут по большей части из-за фамилии. Я, хоть это и нескромно, там, в Челябинской области – знаменитость. Там находится тот маленький город, в котором я родился. Поэтому, конечно, на родине идут на моё имя и уверены, что за этим будет качество. И я им это могу дать, безусловно.

ЭВ: Когда Вы ещё учились, Вас сразу заметили и потом вели, у Вас были педагоги, которые, как я понимаю, Вас очень живо поддерживали, и до сих пор у вас есть педагог-репетитор. Роль педагога в вашей жизни она значительна, и готовы ли вы стать значительным педагогом для тех звёзд, которых вы откроете?

Михаил Мартынюк: Роль педагога у настоящего артиста, который хочет чего-то добиться, огромна. Он является мотиватором идти по карьерной лестнице и по жизни, поэтому постоянно должен «подстегивать» ученика.

Мой педагог Вадим Кременский в Кремлевском балете был постоянно со мной, я не мог без него репетировать. Мне всегда надо было, чтобы он пришел, посмотрел, что я достиг чего-то нового. Я бы без него не справился, за многие годы мы стали друзьями.

Чтобы не терять друга, я купил дачу рядом с ним. Мы до сих пор общаемся, у нас совпадают какие-то балетные интересы и нам просто очень интересно общаться. Мне есть с кем посоветоваться. Даже если я его не вижу, то могу его спросить, что и как мне сделать в том или ином спектакле, который я буду танцевать. И он всегда мне поможет.

ЭВ: Дети так же с Вами советуются?

Михаил Мартынюк: Дети пока только слушают «большого» педагога и впитывают. Они пока не советуются, потому что у них нет пока своего какого-то «я», они ещё маленькие. Но они впитывают как губки.

ЭВ: А когда у артиста появляется собственное «Я», по вашему опыту?

Михаил Мартынюк: Когда ему уже не стыдно за свою работу, которую он проделал и станцевал точно так, как надо, как минимум раза три. Тогда артист гордится своей работой и понимает, что он делает все правильно.

Если я готовлю, скажем, спектакль «Ромео и Джульетта», то как я готовлюсь к нему? Я должен как минимум прочитать книгу и посмотреть нескольких персонажей, например, фильм Франко Дзеффирелли, и понять, кто такой Ромео. Ведь сначала непонятно, кто такой Ромео. Я также посмотрел фильм с Леонардо Ди Каприо, увидел его Ромео.

Потом мы с Вадимом порепетировали и для себя определили, каким будет мой Ромео. И Ромео родился. Через некоторое время я с ним уже советовался в каких-то нюансах, он мне подсказывал детали.

Я уверен, что собственное «Я» у артиста появляется лет через пять после прихода в театр. До этого, если оно и появляется – это показуха. Потому что не может человек, который еще не богат таким опытом, кому-то чего-то советовать. Искусство — это очень сложно.

ЭВ: Кто Вас вдохновлял из старых великих имён балета?

Михаил Мартынюк: Мне безумно нравятся постановки Юрия Николаевича Григоровича, особенно «Ромео и Джульетта», «Корсар» и «Иван Грозный». Во всех я поучаствовал. Они отличаются простотой, понятностью, и в то же время технически очень сложным исполнением, в них очень много танцев. Они, если я не ошибаюсь, до сих пор идут в Кремлевском балете.

Первый балет, который я полноценно посмотрел в театре, за исключением балетов, увиденных во время учёбы в Пермском хореографическом училище (мы всегда ходили в Пермский театр оперы и балета) — это был «Ромео и Джульетта» в Кремлёвском дворце. И он сразу меня покорил той сценой, когда открывается занавес и идет бой. Это происходит с такой скоростью, дирижер берёт такой темп, что уже после этого боя ребята могли делать поклон и закрывать занавес?! Это было очень здорово.

ЭВ: Здорово, что вы помните Пермь, свои истоки. Очень часто уезжая в столицу, гастролируя по Европе, артисты забывают о своих истоках и корнях. Вас многое связывает с вашим городом, танцевальной средой?

Михаил Мартынюк: В Перми я часто бываю, теперь буду в октябре. Дело в том, что, во-первых, у меня там осталось очень много друзей, и друзей успешных. Вы знаете, каждый тянется к успешным людям – тем, которые работают в разных направлениях и не опускают рук.

Я постоянно на связи с педагогом Виктором Яковлевичем, который меня выпускал, поздравляю его и с Днем учителя, и с Днем рождения, и так далее. В разговоре он постоянно говорит, что гордится, потому что мой выпуск был его первым выпуском. Виктор Яковлевич освоил мессенджеры,  я периодически отправляю ему какие-то видео, и он мне пишет, что да как.

В Перми на гастролях я был много раз. К этим гастролям я всегда готовлюсь тщательней, чем где-либо, потому что на этих концертах и спектаклях бывает половина хореографического училища. Это Пермь, там надо танцевать, должна быть чистота в исполнении.

ЭВ: Скажите, при разноплановой и трудоёмкой деятельности, хватает ли у Вас времени на семью и находите ли Вы в ней полную поддержку? Думаю, что да, иначе бы вы все это не сдюжили.

Михаил Мартынюк: Да, мне очень повезло с женой. Она тоже сейчас работает в театре Русский балет. С самого первого дня, как мы встретились, она была заинтересована в моей карьере, всячески ей помогала и не препятствовала.

Знаете, когда два ведущих артиста пытаются соединиться и организовать такое мероприятие как брак, то, как правило, каждый из них личность, возможна конкуренция, потому что каждый из них играет определенную роль в балете. Моя же жена полностью меня поддерживает: куда я, туда и она.

У нас двое детей. И они пойдут по нашим стопам: все данные у них есть, и музыкальность тоже. Детям успеха будет добиться проще, потому что папа и мама знают, как это делать. По крайней мере, пусть они начинают в балете, а там дальше посмотрим.

Где есть возможность, один или двое членов семьи постоянно летают со мной. Вот, я давал мастер-класс в Брюсселе, и мы туда полетели всей семьей. Так же было в Италии. Я пытаюсь всех с собой забрать, чтобы мы были вместе и нам не было скучно.

ЭВ: Последний маленький вопрос, поскольку вы участвуете в Летних балетных сезонах. Я обратила внимание, что вы танцуете в «Жизели» и «Баядерке». Почему эти два произведения, что в них такого особенного, может быть, технически интересного для вас?

Михаил Мартынюк: На самом деле, все чуть-чуть проще. Я их не выбирал.

В Летних балетных сезонах я участвовал один-единственный раз в 2007 году, когда Гедиминас Таранда меня позвал на «Щелкунчика». Но они тогда они ещё не были такими мощными, и на этом все закончилось. В прошлом году Элику Гельмановичу Меликову я помог с «Дон Кихотом», а в этом году всё сложилось случайно. Я не собирался ничего делать, меня просто пригласили в качестве гостя в Национальный классический балет под руководством Анны Неклюдовой на эти два спектакля: «Баядерка» и «Жизель». Время у меня до конца августа есть — пять моих спектаклей закончатся 25 августа.

Я эти спектакли танцевал. «Жизель» я готовил ещё с Екатериной Сергеевной Максимовой — через неё я и попал в «Жизель».

Одну «Баядерку» я уже станцевал, её поставил Андрес в 2015 году в Кремле. Знаете, мне кажется, это самая сложная «Баядерка» в мире, потому что чтобы танцевать в Кремлёвском дворце, надо иметь огромное количество сил, легких, вестибулярного аппарата – там сцена огромная и требует в два раза больше усилий. Но с этим балетом у меня сложилось — Андрес мне даже подарил головной убор на удачу. И мне в нем всегда везло. Поэтому за «Баядерку» Летних балетных сезонов я тоже взялся. К тому же, она у них немного изменена — Солор в их редакции в конце погибает, точнее, убивает себя. Я очень люблю драматические спектакли, мне было интересно, как пройдёт спектакль с таким финалом. И, по-моему, очень хорошо прошло.

Поделиться с друзьями
Подписка на рассылку