Накануне широко разрекламированной премьеры оперы «Евгений Онегин» в Большом театре культурно-политический журнал «Э-Вести» поинтересовался у режиссера Евгения Арье, сохранил ли он концепцию Александра Сергеевича Пушкина в своей постановке? Ответ был обнадёживающим.
«В концепцию я старался не вкладывать с собой ничего. Режиссер получает произведения, и его задача — построить мостик между этими произведениями и сегодняшним зрителем. Да, то, что тогда исторически не могло происходить, я набрался смелости сделать. Но я не понимаю, как можно взять концепцию Пушкина или Чайковского и кардинально изменить её для того чтобы выразить свою. У тебя есть концепция — напиши новое произведение», — ответил он.
После этих слов (кстати, исходящих из уст очень обаятельного и добродушного человека) мы с удвоенной силой стали ждать спектакль. Раздались первые звуки музыки Чайковского, производимые оркестром Большого театра под управлением Тугана Сохиева, и нашему взору открылась лужайка с героинями бессмертного романа (музыкальная часть, надо сказать, была чудесна на всём протяжении оперы).
Лужайка — это творческая находка Евгения Арье, символ его постановки, который статичен на протяжении всего действа. Всегда ли это оправдано, ведь в тексте (действительно, звучащем в неискаженном виде) иногда даются указания на смену вех? Нам представляется, что отнюдь не всегда, ведь Пушкин в «Евгении Онегине» проводил идею о здоровой сельской жизни в противовес тлетворной светской. Думается, что контраст сцен по замыслу был всё-таки необходим.
Но всё это частности и дело вкуса. Надо сказать, что нынешняя постановка «Евгения Онегина» в Большом театре — традиционалистская, как и было обещано режиссером. И Татьяна, и Онегин, и другие действующие лица оперы испытывают именно те чувства, которые им предписаны Пушкиным-Чайковским. На сцене разворачивается искренняя драма жизни и любви, наполненная горячими монологами-ариями, спетыми в основном мастерски. Ах, как хорош Алексей Неклюдов (Ленский)!
Но вне основного сюжета происходят странные вещи. То ли Евгений Арье не счёл народность важной частью концепции Пушкина-Чайковского, то ли решил, что русские народные истоки не будут понятны современному зрителю — но вместо хоров мы видим балаганы, вместо крестьян — ресторанную обслугу, а вместо няни Татьяны — типовую прислугу, которая может сойти и за немку, формально исполняющую свою службу. Последний образ обескураживает — бедный, бедный Пушкин… Если бы ты видел это!
Помните, как Достоевский на открытии памятника Пушкину сформулировал роль поэта в русской культуре? «В «Онегине», в этой бессмертной и недосягаемой поэме своей, Пушкин явился великим народным писателем, как до него никогда и никто», — сказал он. Так вот этой народности, составившей твёрдую основу души Татьяны Лариной и не только её, нет и в помине на сцене Большого театра.
Впрочем, Татьяна Ларина у Евгения Арье вышла совершенно не очаровательной — сначала она предстаёт перед нами в образе подчёркнуто неуклюжей гимназистки в очках (видимо, как символ её любви к книжному знанию), затем — в образе заматеревшей эмоциональной дамы, едва сдерживающей свои порывы к Онегину. Да, мы видим её чувства, но эта дама не вызывает у нас сожалений, потому что мы не видим её духовной глубины. Ну, подумаешь, «студентка» неудачно влюбилась, потом она удачно выскочила замуж и тут появилось искушение, которому она (пока) сопротивляется! Нет, без опоры на духовные основы православия и народности образа Татьяны, нам представляется, этот образ не получается.
Онегин также не понятен зрителю как герой-любовник. Что такого в этом взъерошенном плохо одетом господине, который время от времени появляется в комически накинутой сверху голове медведя? Это, конечно, совсем не светский щёголь, но какой-то очевидный проходимец. Как говорят — любовь зла…
Не только полное отсутствие народности обедняет произведение (лужайки для демонстрации этого маловато), но и отсутствие блеска светской жизни, которая в постановке представлена совершенно тусклой. Чего стоят девушки, поправляющие чулки на балу? Тусовка неформалов, да и только… Так зритель, увы, оказывается напрочь лишён заложенного в концепцию Пушкина контраста между русской дворянской деревней с её духовными устоями, с одной стороны, и блеском и соблазнами европеизированного света, с другой.
Вкратце, вот основные мысли по поводу премьеры оперы «Евгений Онегин» в Большом театре. Мы, конечно, нисколько не пожалели, что потратили на неё время, и сделали бы это снова. Не так много сегодня постановок, о которых можно после их просмотра с удовольствием поразмышлять. Да и музыка Чайковского в прекрасном исполнении — это то, что гарантирует наполнение сердца радостью от хорошо проведённого вечера.
