Геннадий Шмаль: к концу 2020 года цена нефти составит $45-50 за баррель

Российская нефтегазовая сфера является объектом серьёзного беспокойства в связи с падением мировых цен на нефть. На самом высоком уровне идут разговоры о возможном снижении нефтедобычи, на уровне правительств разных стран ведётся диалог о кооперации на фоне кризиса, вызванного пандемией нового коронавируса.

Мы знаем, что благополучие большинства читателей культурно-политического журнала «Э-Вести» зависит от ситуации на рынке углеводородов. Поэтому мы снова идём к профессионалам и узнаём их оценку и прогноз развития нефтегазового комплекса и цен на нефть.

Сегодня мы предлагаем познакомиться с точкой зрения Геннадия (по документам: Генадия) Иосифовича Шмаля — Президента Союза нефтегазопромышленников России. Геннадий Иосифович является одним из главных экспертов отрасли; он был заместителем Министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности во времена позднего СССР, в 1990-е возглавлял госконцерны «Нефтегазстрой» и «Роснефтегазстрой», долгие годы занимался освоением нефтяных и газовых месторождений и строительством нефтегазовой инфраструктуры.

Геннадий Шмаль: к концу 2020 года цена нефти составит $45-50 за баррель
Геннадий Шмаль: к концу 2020 года российская нефть будет стоить $45-50 за баррель

ЭВ: Геннадий Иосифович, расскажите, пожалуйста, в каком сейчас состоянии нефтегазовая отрасль? Как она себя ощущает?

Генадий И. Шмаль: Я считаю, что на данном этапе она себя ощущает нормально. Если говорить о текущих делах, то я не вижу каких-то особых проблем, потому что работа идет. Было время, когда мы переживали, но мы видели и худшие времена, когда баррель стоил меньше $10, но это не повлекло никаких отрицательных последствий. Так будет и сегодня, учитывая, что цена нефти тихонько начинает расти в преддверии встречи ОПЕК и ОПЕК+. Я считаю, что рост будет продолжаться.

Проблемы, конечно, есть, без этого невозможно обойтись, потому что значительно сократился и продолжает сокращаться денежный поток. Но главное — не допустить резкого снижения или уменьшения инвестиционных программ. Потому что если мы не пробурим сегодня скважину, то мы не добудем нефть и через 2-3 года.

Когда не хватает денежных средств, что делают? Сокращают наиболее капиталоёмкие процессы: бурение и разведку. Надо постараться не допустить этого, но не знаю как. Можно было бы решить проблемы, связанные с кредитами, но для этого надо, чтобы эти кредиты появились. Конечно, государство могло бы подумать, как сделать так, чтобы инвестиционные программы, связанные с бурением и разведкой, не были резко уменьшены. Полностью решить проблему, конечно, не удастся, но хотя бы частично. В этом отношении нужна определенная помощь государства нашим нефтяным компаниям.

Думаю, что к концу года цена нефти вернется к уровню $45-50 за баррель, и это в общем-то нормально – это надо пережить, как мы уже переживали несколько раз. Я помню и 1998 год, когда резко упала цена…

Надо работать в том режиме, который есть, и думать о сохранении потенциала. Он у нас достаточно богат. Главное – искать новые технологии.

Мы часто в последнее время говорим по поводу сланцевой нефти в Соединенных Штатах. Низкие цены «давят» в первую очередь на сланцевые компании, где себестоимость нефти $40-45. Ещё месяц назад, когда только начали падать цены, уже началось разорение многих компаний, которые занимаются сланцевой нефтью и сланцевым газом. Сейчас сланцевые организации находятся в тяжёлом положении, причем у них огромные кредиты. Называются разные цифры: одни говорят о $100 млрд, другие – о суммах в три раза больше. Но даже $100 млрд. – это очень много.

Я полагаю, что надо подождать, посмотреть на ситуацию. Её прояснит встреча, которая запланирована на 9 апреля. Думаю, что все страны, и прежде всего Саудовская Аравия и США, которые не присоединились к ОПЕК+, сейчас смогут поучаствовать в этих делах, потому что та цена, которая есть сегодня, не устраивает многих.

Я повторяю, что мы проживем и при таких ценах, и трагедии не произойдет. Но те же саудиты, бюджет которых составлен исходя из $80 за баррель, понимают, что то, что случилось за эти три месяца, достаточно серьёзно влияет на ситуацию в их стране. Саудиты уже привыкли жить роскошно, ни в чем себе не отказывая — а тут такая ситуация! Это надо пережить, но, если появится необходимость, то можно и увеличить объем добычи.

ЭВ: Увеличить?! Сейчас в России вроде бы речь идет о сокращении. Причём об этом говорил Путин.

Генадий И. Шмаль: Это естественно, конечно. Дело в том, что ситуация, которая сегодня есть, приводит к снижению добычи нефти. Потому что при такой цене, как сегодня, многие скважины при нашем налогообложении являются нерентабельными даже при 4-5 тоннах в сутки, в отличие от американцев, где даже скважина на 500 литров в сутки рентабельна. Система налогообложения у нас не стимулирует развитие, особенно при низкой продуктивности месторождения, трудноизвлекаемости запасов и т.д.

ЭВ: Россия сейчас ищет союзников, чтобы кооперироваться. Но у правительства США есть определенные ограничения, потому что там нет госкомпаний и по законодательству власти не имеют права напрямую указывать своим отраслям и заниматься их картелированием в той или иной форме. Как Вы считаете, сможет ли США как-то скооперироваться с Россией в этой сфере? И нужен ли нам ОПЕК без США?

Генадий И. Шмаль: Во-первых, у нас есть положительный опыт сотрудничества с ОПЕК. Три года мы работали без США в рамках ОПЕК+. За это время, по оценке нашего министра Александра Новака, бюджет получил около 3 трлн. рублей. Поэтому ОПЕК+ сыграл положительную роль.

Было бы неплохо, если бы американцы пошли на соглашение — мне кажется, они готовы. Не случайно был разговор Трампа и нашего президента на эту тему. Может быть, ещё будут такие переговоры перед встречей ОПЕК. Может быть, нужна также встреча нашего президента с саудовским королём.

Было бы правильно, если бы все страны попытались объединиться. Ведь в ОПЕК+ тоже не все входят. Значит, все эти вопросы надо рассмотреть и найти союзников, которые были бы интересны и полезны для нас, потому что такая стоимость не устраивает многих.

ЭВ: Вы упомянули о технологических потребностях нефтекомпаний. В связи с этим наиболее уязвим малый бизнес. Какие инструменты поддержки сегодня возможны для малоэффективных скважин и малых нефтяных компаний?

Генадий И. Шмаль: Это, конечно, один из вопросов, который надо решать. Мы, к сожалению, не уделяем внимание малым компаниям, в отличие от Соединенных Штатов. Дело в том, что в США таких компаний около 10 тысяч, а у нас и 200 не найдется.

Я считаю, что надо издать закон, или указ, или постановление правительства о поддержке малого бизнеса. Особенно когда мы говорим о трудноизвлекаемых запасах, а их у нас сегодня около 60% (из того, что у нас осталось). Надо, чтобы малые месторождения отдавались малым компаниям, у которых, как показывает опыт, меньше издержек, что даёт им возможность работать на малых месторождениях (тех, что имеют запасов 1-2-3 млн). Надо более активно заниматься всеми вопросами, связанными с добычей.

У нас есть целый ряд проблем с добычей баженовских, доманиковых отложений, абалакской свиты и т.д. – это всё трудноизвлекаемые запасы, которых у нас очень много. Но надо заниматься технологией, а мы этому уделяем очень мало внимания. Баженовская свита известна уже лет 60. Был и есть определенный опыт у ряда компаний, например, Сургутнефтегаза, Газпромнефти, но пока нет хорошей технологии. Не будет денег – не будет и хорошей технологии, поэтому сюда надо вкладывать.

Ведь американцы за счет чего увеличили свою добычу? За счет сланцевой нефти. Они вложили туда по разным оценкам от 100 до 300 млрд. долларов, и нашли технологию. Если мы не будем финансировать – никакой технологии не получим, а именно с этим связано наше будущее.

Я думаю, что нет худа без добра. Все эти санкции, с которыми мы живем уже 6 лет, заставили нас серьезно заниматься поиском оборудования, которое необходимо, в том числе, для добычи трудноизвлекаемых запасов, поддержки наших компаний, которые занимаются сервисными делами. Это все те вопросы, которыми надо сейчас заниматься.

ЭВ: Возможен ли такой прорыв силами государства или крупных компаний?

Генадий И. Шмаль: Компании занимаются этим сами по себе. Но здесь вопрос в том, что у нас отрасли как таковой не существует, она неуправляемая, каждая компания сама по себе. А для того чтобы решить такие сложные задачи, надо объединить все усилия. И здесь должна быть определенная роль государства.

В свое время в Советском Союзе было Бюро по топливно-энергетическому комплексу, которое возглавлял зампред Совета министров (это были в своё время Дымшиц, затем Щербина, потом Рябев). Эта структура занималась очень серьезными, текущими и перспективными вопросами, поэтому мы тогда добились выдающихся результатов в создании нашего комплекса в Западной Сибири и других районах. Я считаю, что надо создать какую-то структуру, которая могла бы сдвинуть дело.

Была комиссия по топливно-энергетическому комплексу при правительстве, но она уже давно не собиралась. Наверное, нужно обновление этой комиссии, надо включить туда профессионалов, ученых, которые занимаются этими вопросами. Здесь много вопросов, мы очень хотели бы повидаться с нашим вице-премьером Борисовым, который занимается ТЭКом, с тем чтобы ему осветить ситуацию и показать, какие есть проблемы, какие есть выходы, какие есть предложения. Их достаточно много, потому что даже в старых районах, к которым сегодня относятся Татария, Башкирия, да и Западная Сибирь, где создана потрясающая инфраструктура, можно и нужно ещё искать запасы, которые сейчас не в полной мере используются.

Посмотрите, у нас коэффициент нефтеизвлечения 0.3 — то есть, по сути 70% наших запасов остается в земле. Поэтому надо искать технологии, которые позволят эти вопросы решить. Есть масса проблем, и, конечно, мы хотели бы это доложить нашему правительству.

ЭВ: Я вижу, что Вы, Геннадий Иосифович, в целом настроены конструктивно и положительно оцениваете наши ближайшие перспективы?

Генадий И. Шмаль: Я по натуре оптимист и думаю, что у нас есть достаточный потенциал, чтобы наш нефтегазовый комплекс работал устойчиво без особых проблем.

Поделиться с друзьями
Subscription