Рассказ Андрея Платонова «Вся жизнь» написан им в тяжёлом 1939-м. Годом ранее его 15-летнего сына за «игру» в предательство Родины приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей, и писатель ходит, обивая пороги высоких кабинетов, прося облегчить его участь.
Эмоциональный фон произведения объясним, хотя рассказ о другом — о потере малой родины, уклад которой безвозвратно теряется под натиском технического прогресса и нового строя.
40-летний Платонов этим рассказом как бы подводит первые итоги своей жизни, предчувствуя, что прогресс важен только в молодости, а в старости человек возвращается к тому сокровенному пониманию жизни и мира, с которым рождается, и которое так естественно ощущается в детстве.
«В глубине нашей памяти сохраняются и сновидения, и действительность; и спустя время уже нельзя бывает отличить, что явилось некогда вправду и что приснилось — особенно если прошли долгие годы и воспоминание уходит в детство, в далёкий свет первоначальной жизни. В этой памяти детства давно минувший мир существует неизменно и бессмертно…», — начинает свой рассказ автор.
Маленький мальчик Аким покидает свою семью, свой дом, родную деревню и ищет лучшей доли в чужих краях — говорят, шахтёры живут сытно. В городе он обретёт новую семью и достаток, но к старости тоска по родным местам и раю из детства побудят его вернуться в пенаты.
Но ничего от прежней жизни уже нет, всё безвозвратно потеряно, и лишь в воспоминаниях тот «рай» все ещё существует.
Такую медитативную историю для своей театральной постановки в рамках режиссёрской лаборатории Маяковки взял выпускник Мастерской Ю. Бутусова Шень Ван.
«Во время ковида я два года не мог вернуться домой, в Пекин, а вернувшись, не застал на родине самых близких людей — маму и дедушку, и старая квартира была продана. Родина ли теперь это? В платоновской прозе я увидел себя», — рассказывает молодой китайский режиссёр, превосходно говорящий по-русски, об истории создания своего эскиза.
Я же, в свою очередь, выбрал для просмотра именно работу китайского режиссёра — после очень удачной постановки Островского в Малом театре девушкой-режиссёром Ланьбо Дзяо. Китайский взгляд на российскую прозу меня заинтриговал.
Увидел ли? Не уверен, что смог его уловить. Возможно, для этого актёры должны были быть тоже из Поднебесной, иначе получается вполне российская, нам знакомая грусть-печаль.
Да, художник Алина Варламова, сделала лёгкую восточную стилизацию, использовав стебли бамбука. Но время и место в этой истории не столь важны, ведь главный в любой истории — это человек и культурный контекст. Китаец увидит здесь родную деревню, а русский — русскую.
Мне показался интересным ход режиссёра, который ввел в качестве главных исполнителей пару очень молодой актрисы Варвары Бочковой и многоопытного актёра Юрия Соколова. Каждый из них при этом играет двух персонажей: молодого и старого.
Варвара играла старушку на пороге смерти и молодую девушку Надю, а Юрий — Акима в детстве и на закате своего пути. Ассистировала им в разных ипостасях Анастасия Горелова — то в образе зловещей птицы, то в роли ласковой козы.
Варвара Бочкова мне показалась самой интересной и загадочной в прочтении своих образов, хотя текст я увидел их совершенно иначе, особенно древнюю старушку. Большая любовь и нежность актрисы к своим персонажам, ощущаемая зрителем, переубедила меня.
Завершается пьеса автором противоречиво — с одной стороны, марксистской верой в прогресс человека, а, с другой — метафизическими размышлениями о вечной жизни: «Я помню их, ты запомни меня, а тебя запомнят, кто после тебя народится, те будут неизвестные — ещё лучше тебя, — говорил старый Аким. — Так и будем жить один в другом, как один свет».
