Монархическая идея после 1917 года в Советской России не умерла, «не потому что я её люблю, а потому что я томлюсь с другими». Строчка из стихотворения Анненского иллюстрирует попытку монархического переворота во второй половине 1930х годов в Советском Союзе, которая была не единственной и не последней на всём протяжении советского периода.
Последние дискуссии в научном мире показывают не только наличие другой России, но и настойчивые попытки промыслительных течений сформулировать конкретные действия и перейти к ним.
На похоронах Георга V в Лондоне (деда королевы Елизаветы II, который был похож как две капли воды на Николая II и который его предал как никто) присутствовал первый замминистра обороны СССР (тогда — наркома обороны) М.Н. Тухачевский. Есть фотографии, на которых Тухачевский идёт в одном ряду с представителем Рейхсвера и мило с ним общается. И это-то на фоне подписания двух оборонительных договоров с двумя державами: Францией и Чехословакией!
Визит Тухачевского в Лондон был не просто данью протоколу. Главной целью участия в нём было убедить британскую верхушку в подписании аналогичного оборонительного договора (по сути дела — политического соглашения долгосрочного характера) с целью создания союза против нарождающегося фашистского режима.
Однако на всех протокольных мероприятиях Тухачевский сидел рядом с представителем Рейхсвера, рассыпался в комплиментах и воздавал славицу немецкому духу и боевому настрою германской военной машины. Это даже вызвало у некоторых присутствующих на торжественном обеде в память Георга V замечания типа: «Надеюсь, что в СССР не все так преклоняются перед немецкой мощью, как Тухачевский».
Судебный процесс о заговоре 70 высокопоставленных военачальников во главе с маршалом Тухачевским, Уборевичем и Якиром оставил много вопросов. Во время следствия и судебного разбирательства Тухачевский назвал 60 имён, которые были зафиксированы к стенограмме судебного разбирательства. Их список и детали этого дела опубликованны в последнем издании «Дело Тухачевского. 1936-1937 годы» проф. В.С. Лопатина и позволяют по-новому взглянуть на известный заговор.
К 1930-м годам собственно большевиков у власти не было. Во власти появилась клика, использовавшая традицию богоборчества и ностальгию по социальной справедливости в народе для удержания власти силой при помощи геноцида, неизменно настаивая на тезисе об общенародном достоянии национальных богатств и основного капитала. При этом по сути они лишь осуществляли оголтелый и дерзкий контроль над частной собственностью на средства производства узкого круга людей. Это вызывало противодействие на всех уровнях, в том числе, порождало заговоры.
Важно отметить, что на протяжении всего советского периода существовала иная Россия, иная страна, иной народ. Тому масса подтверждений: катакомбная православная церковь, монашеские ордена и общины под видом трудовых коллективов, совхозов и колхозов, уход в леса и тайгу, в дальние недоступные места, а также существование альтернативной страты в открытом виде. Она была представлена монархическими организациями, культуртрегерскими союзами и коллективами (прошу не путать с тайными сообществами розенкрейцерами, например).
Наиболее красноречивым примером этого стал фонд, который материально поддерживал живых в ту пору страстотерпцев, таких как Анна Ахматова. Его наполняли между собой не знакомые люди, которые перечисляли средства на поддержание Анны Андреевны. Таких случаев было тысячи, что говорит о том, что в огромной духовной стране не до конца были истреблены человеческие чувства и нормальные человеческие отношения.
Террор продолжался на протяжении 100 лет. Он носил изощрённый характер, типичный для любой восточной деспотии, где из тысячи человек лишь 200 производили добавленную стоимость. Остальные были представителями спецслужб, вооруженных сил, чиновничьего и другого бюрократического аппарата, занимавшегося в основном доглядом.
«Большевики» изучили мировой опыт слежки и сделали выводы из прорех и лакун царского режима, которые они успешно заполнили миллионами заключенных и самой совершенной системой догляда и вертухайства.
Удивительно то, что понадобилась Красная папка Эдуарда Бенеша (которую до сих пор не могут найти) для того чтобы опорочить военачальников и подготовить судебное решение о расстреле Тухачевского. Вальтер Шеленберг, как затем Судоплатов, Серго Берия и другие отмечали явно провокационный и сомнительный характер самого преступления. Того заговора, который существовал против сталинской верхушки.
Однако ясно одно: что-то, но было, и это было использовано властями для начала массовых чисток в армии. Что касается репрессий, то в 1937 году они достигли апогея. Даже не по размаху (только в Москве было арестовано за несколько месяцев 40’000 представителей вооруженных сил и интеллигенции), а по географии и сословности не был обойден ни один слой населения. Брали не только интеллигенцию и военнослужащих, но все слои и классы советского общества.
Вернулись репрессии на село, в города, большие промышленные коллективы и крупные партийные организации. Были установлены квоты на репрессированных и даже на расстрелянных. Хотя с 1918 года до момента ареста Тухачевского прошло 24 процесса, именно с дела Тухачевского начался планомерный массовый террор.
В первом деле над провокатором и агентом спецслужб Вадимом Малиновским принимал участие сам Ленин. Оно было организовано главой боевой организации большевиков Леонидом Красиным — тем самым, который заказал по смерти Ленина архитектору Константину Мельникову саркофаг из титана для Ильича. Саркофаг должен был заменить мавзолей и стоять на Красной площади для всеобщего обозрения.
С 1937 года репрессии и кампании вокруг судебного процесса стали нормой и реалиями вплоть до прихода Никиты Хрущёва на пост первого секретаря КПСС.
Это не значит, что и потом не было судебных процессов. Они были, но не носили всенародный характер, завершающимися массовыми митингами с криками: «Собакам — собачья смерть» и т.п. Истерия и психоз у населения вырабатывались уже социально-экономическими средствами.
Политическая жизнь в прямом смысле этого слова так и не возродилась до сих пор. Политических партий как не было, так и нет. Есть только то, что Борис Кагарлицкий называет «административным управлением политическими процессами».
Монархические организации и их деятельность сохранялись в подполье, но дело Тухачевского — не из этого ряда, хотя всё чаще оно подаётся западными исследователями в таком виде. Монархический флёр дела Тухачевского — миф, в котором больше надежд и упований, чем реальной подоплёки. Он существует в то время пока история монархических проектов при советской власти ещё не написана.
