Реальное положение в социальной сфере в России, каково оно?
Громогласные заявления о стабильном положении в обществе и равновесии в экономике есть ничто иное как прикрытие вопиющего социального неравенства и наличия в России двухвекторного развития экономической системы.
Подхваченная рядом изданий, аллегория «Э-Вести» о трех толстяках в российской экономике свидетельствует о том, что многие СМИ поддерживают тезис нашей редакции о том, что социальная сфера — это самый большой провал в политике властей за последнее двадцатилетие.
Сравнивать социальную политику нынешнего руководства за последние двадцать лет с положением дел в этой области в 1990е — мягко говоря, не правомерно. В архитектуре 1990х она напрочь отсутствовала, эта самая социальная политика.
Социальная политика в 1990е годы — это не была политика в собственном смысле слова, это был период разброда и шатаний, а также латания дыр.
Что и говорить, и в 1990е годы все документы были в ажуре, на словах было полное процветание, в то время как целые регионы по полгода не получали заработной платы.
Тогда же, в 1990е годы, произошел полный развал социальной системы, и сравнивать с этим периодом нынешний, да и говорить о том, что система воссоздана и функционирует (НГ 12 августа, понедельник) — как минимум некорректно.
Никакой социальной системы, где ключевое слово — система, конечно же, в России не существует. Это слово нужно взять в кавычки и использовать только с точки зрения юмора — в лучшем случае, иронии. Ведь социальная система должна подразумевать обеспечение всех ключевых сфер социальной жизни общества. Это очень сложный, многоэтажный механизм, предусматривающий как все возрастные группы (от мала до велика), все гендерные составляющие общества, все социальные группы и, самое главное, все социальные запросы и потребности общества,включая пенсии и зарплаты.
Поэтому-то как раз мы и утверждаем, что никакой социальной системы, которая изначально была в России изобретена и впервые запущена в жизнь (затем уже она дала путёвку в жизнь системам во всем мире) нет. На своей исторической родине этой системы сегодня не существует.
Утверждения немецкого политолога Александра Рара о том, что одной из самых главных заслуг нынешнего кремлёвского обитателя является действующая социальная система (он так и говорит: социальная система в России была воссоздана за последние 20 лет), могут быть восприняты как неуместная метафора или как некая фигура речи человека, понаторевшего в германо-российских торгово-экономических отношениях, но далёкого от понимания сути и задач социальной политики в современном цивилизованном обществе.
Социальная политика в цивилизованном государстве нужна не для той части населения, которая составляет 0.002%, и которая контролирует 80% национальных богатств страны, а необходима большей части населения страны, проживающему в российских климатических и социальных условиях. Тем более продолжающему жить здесь после 80 лет беспрецедентного по жестокости социального эксперимента, за который, как мы понимаем, власть, какая бы она ни была, также несёт ответственность если не в моральном, то в материальном плане — обязательно.
В то же самое время, у населения складывается стойкое ощущение того, что начальство превращается в подростка-эскаписта, исповедующего политику страуса по отношению к социальным вызовам, идущим из недр общества.
Нет никакого социального договора, и поэтому нет никакого социального согласия в обществе. Его нет и быть не может после четырехразового обирания населения властями (от называемой «павловской реформы» и кончая последним ноу-хау — пенсионной реформы, единственной заслугой которой, по свидетельству самих же властей) является высвобождение очередных 250 миллиардов рублей для покрытия насущных текущих потребностей начальства, якобы необходимых ему для покрытия расходов на реализацию 12 президентских программ модернизации экономики (к слову сказать, по мнению самих же властей, ни в одной из 12 национальных программ ещё не преодолен и стартовый, подготовительные этап).
Складывается впечатление, что у властей не только нет возможности решить задачу социального равновесия в обществе, но и нет к этому даже и серьёзных намерений. Ведь когда власти решительно берутся за какое-то дело (особенно в силовой, военной сфере, где надо применить и силу, и командный подход), там все решается однозначно. Там же, где стоит задача обеспечить население сносным существованием, происходит пробуксовка теперь уже длиною в 30 лет, если за точку отсчёта считать первое восстание шахтёров в 1989 году на Кузбассе.
За эти годы социальная политика дала свои очевидные плоды только для 200 семей, чьи дети и капиталы благополучно пребывают далеко за пределами многострадального отечества.
Как же было удачно и своевременно показать по каналу Культура фильм Оруэлла «1984», который никогда не шёл на советских экранах из-за его антисоветского характера, и как же было больно смотреть его, вспоминая, сколько полемики и протестов было вокруг этого фильма среди либеральной интеллигенции на Западе, потому что автор критиковал СССР и его безмолвное большинство, которому было невдомек знать, что несмотря на наличие Министерства правды в фантастической стране — Океании — в СССР существовала, тем не менее, своя социальная система.
Она была несовершенна, она не до конца была разработана — но это была система, которая и легла в основу всей социальной политики Запада в послевоенный период. Но она вернулась в Россию в своей уродливой, фантасмагорической форме, которая скорее представляет собой систему социального принуждения при азиатском способе производства, который классики политэкономии считали самым маргинальным и асоциальным, этакой полурабовладельческой формой производства, при которой материальное вознаграждение отсутствует напрочь, а в качестве законной компенсации за труд выдается пиала с щепоткой разваренного риса и почётной грамотой на стенку.
