После впервые проведённых Генштабом РККА военных игр 19-25 апреля 1936 года и совещания в Кремле, руководством страны был окончательно и бесповоротно вынесен приговор военной верхушке Советской России. Как писал в своих показаниях на следствии маршал Михаил Тухачевский, «в результате этой игры подтвердились предварительные предположения о том, что силы (число дивизий), выставляемые РККА по мобилизации, недостаточны для выполнения поставленных ей на западных границах задач… Допустив предположение, что главные германские силы будут брошены на украинское направление, я пришел к выводу, что если в наш оперативный план не будут внесены поправки, то сначала Украинскому, а потом и Белорусскому фронтам угрожает весьма возможное поражение». Немецкий генерал Рунштедт заблаговременно проинформировал своего русского vis-a-vis, что именно в направлении Украины будет нанесён первый удар.
Напомню, что первые военные игры, проведённые на самом высоком политическом и военном уровне, стартовали по инициативе Тухачевского. Но после «ситуационного анализа» политическое руководство России решило, что военные во главе с Тухачевским «уж больно много себе позволяют», и приняло решение убрать их с политической авансцены.
Эпизод был знаковым. По рекомендации военных (а Сталин и политическая верхушка были зрителями военной игры) выдвигался тезис не об оборонной, а о наступательной следующей войне. Оборонной она должна была стать для СССР, а наступательной — совместно для Германии и Польши.
В ту пору логика войны измерялась количеством дивизий (штатное расписание одной дивизии в среднем составляло от 10 до 12 тысяч человек). Германия, согласно ситуационному анализу, выставляла 90 дивизий, а Польша (её предполагаемый союзник) — 20. Через 2 недели противник выставлял ещё 10-20 дивизий, а совокупная мощь СССР составляла поначалу 60, а затем ещё 20 дивизий.
Тухачевский лично принял участие в мероприятии и взял на себя командование немецкими войсками, русскую армию возглавил Уборевич. Как иначе можно проверить действие своих идей — ведь боевых действий нет, а надо было зримо и доказательно представить в качестве аргумента своего стратегического плана ведение грядущей войны (в её неотвратимости уже никто не сомневался). Доказать что-либо без зримого и аргументированного подтверждения в пользу одной или другой версии (так называемой оборонной или наступательной концепции) не представлялось возможным.
Суть излагаемого эпизода состоит в следующем: Тухачевский провёл игры и внес существенные коррективы в их ход. Настолько существенные, что трудно было это ожидать. Проигрыш немецких войск был обеспечен снижением предполагаемого числа немецких дивизий.
Маршал настаивал на увеличении численности войск РККА, что, соответственно, требовало в реальной жизни резкого роста военных расходов..»Прошу вас, товарищ народный комиссар, доложить правительству, что если не будет нам дано столько-то дополнительных дивизий, столько-то механизированных бригад, столько- то артиллерийских средств, мы воевать в данных условиях не можем», — цитировал уже бывшего маршала Тухачевского Ворошилов.
Многое, что Тухачевский сказал по «игре», сбылось: СССР выставит не столько, сколько предполагалось дивизий, а 150, и победа будет за нашей страной, так как в первые несколько месяцев СССР втянет противника на свою территорию и понесёт существенные потери, а затем, сконцентрировав свои усилия, произойдёт сначала контрудар, затем — контрнаступление, затем — продолжительное наступление, а в финале победа — торжество над противником.
Маршал привёл цифры, близкие к представленным на практике, и удивительно, что он предвидел сценарий с минимальной статпогрешностью. Например, то, что СССР выставил не 150 дивизий, а 152 и то, что поначалу противник вошёл на национальную территорию.
Тухачевский серьёзно ошибся лишь в том, что несколько недель нахождения в России противника превратились в долгих три года. Напомню, что перелом в войне произошёл после Сталинградской битвы, а масштабная «подвижка» в стратегии ведения войны относится к зиме 1943-1944 годов. Однако схема, о которой говорил Тухачевский, в целом подтвердилась эмпирически. И её не было трудно просчитать, потому что «расстановка сил и средств», по словам Ульянова-Ленина, была известна задолго до начала боевых действий.
Обвинение Тухачевскому, тем не менее, строилось на том, что он провёл реформы с целью привести армию к поражению в войне.
Логика была проста — план милитаризации страны маршала Тухачевского не учитывал реальных индустриальных возможностей страны, его реализация привела бы к созданию ненавистного народу «красного милитаризма» и тем надломила бы стабильное положение власти. Любопытно, не так ли?
Статья не имеет целью обелить Михаила Тухачевского — этот выпускник кадетского корпуса и царский офицер «не имел жалости» и повинен во многих преступлениях Гражданской войны. Подавление восстаний в Кронштадте и в Тамбовской губернии (с применением химоружия против мирного населения!), расстрелы заложников и недовольных крестьян и многие его преступления против русского народа не имеют оправданий. Его было, за что судить и расстрелять до присвоения ему в 1935 году звания Маршала СССР.
Но на его примере мы можем видеть, как российская политическая элита относится к прорывным, научно обоснованным и доказанным идеям. Понятно, почему предлагаемые реформы соответствуют интересам только властной верхушки — они не могут им не соответствовать.
Михаил Тухачевский был расстрелян 11 июня 1937 года, и после процесса над ним репрессии коснулись всей его многочисленной семьи, включая дочь, мать, жену, братьев и сестёр.
