22 октября 1964 года стало известно, что французский философ Жан-Поль Сартр отказался от Нобелевской премии. Причина такого решения — француз хотел подчеркнуть своё значение: если бы он принял премию, это означало бы, что Сартр признаёт над собой право буржуазного мира оценивать чистоту и справедливость своих взглядов.
Столь сложное объяснение сегодня выглядит как поза великого французского философа. Вот только когда он умер, на его похороны вышла вся Франция — такого не было со времени смерти Виктора Гюго…
Жан-Поль Сартр получил наименование «вдохновителя революции 1968 года». Тогда в мае 1968 года в Париже произошла «революция роз», когда студенты и интеллектуалы страны поднялись против засилья бюрократии и правых, пытавшихся направить развитие общества по неокапиталистическому пути.
Для того чтобы понять пафос статьи об историческом курьёзе — отказе от Нобелевской премии, следует объяснить, что такое разница между ординарной магистратурой и экстраординарной магистратурой (теорию доработал Георг Еллинек — авторитет по государственно-правовому устройству).
Первая с римских времён — это выборная власть; которая осуществляет правление в обычное время. Вторая — это выдающиеся личности, назначаемые в чрезвычайных ситуациях ради решения важных задач.
Всё государственное устройство в Новое время строилось по принципу «знаешь ли ты, кто такой Октавиан Август или нет?». И Европа прекрасно знает историю Древнего мира, особенно историю Древней Греции и Древнего Рима.
Октавиан Август — племянник Цезаря, не был «могильщиком Республики», как пишут учебники. Он восстанавливал её согласно конституционным нормам, поэтому для него экстраординарная магистратура, такая как диктатура личной власти, была неприемлема. Неважно, что институт принципата собирался императором по крохам — ему было важно доказать конституционную основу той формы власти, которую он устанавливал.
В российской истории тоже имелся подобный инцидент. Император Николай Павлович был по приглашению самих поляков их царем, поэтому современникам были понятны его поступки, когда в 1831 году русские войска подавили Польское восстание. «Теперь я силой меча захватил Польшу, а не польская шляхта мне предоставила власть, а потом у меня её отняла», — сказал он.
В таком варианте о легитимности может идти речь. Но вопрос о династическом наследовании власти не может прийти через референдум.
Революция 1917 года была силовым решением народных масс и легитимное начало здесь представлено происхождением получения власти, поскольку право предусматривает три формы государственно-правового принципа: исходящее от масс, от сословий и от короля (монарха).
Долгие годы во многих странах муссировалась тема прихода к власти того или иного лица в виде абсолютного монарха, и в ряде случаев происходила путаница между ограниченной монархией и конституционной монархией.
Таким правителям подавал пример французский философ, отчётливо понимавший и ценивший легитимность в собственных глазах. Если бы Жан Поль Сартр в какой-то момент принял Нобелевскую премию — он потерял бы власть над массами, которую он хотел использовать впоследствии, став рупором народа. Власти в основном считали его вне закона, но зато силу философа понимал президент де Голль, который приписывал Сартру имя «нашего Вольтера». Слово философа было равносильно слову парламента.
Жан-Поль Сартр не ставил перед собой цель стать монархом или президентом. Свою роль он видел в духовном оппонировании центральной власти ради роста благосостояния народа.
Тем временем, после войны, уже в начале 1950х годов, по Европе волной прошла тема восстановления монархий в основном из недр республик. Самым ярким примером послужила Испания, которая плавно перетекла из республики сначала в конституционную монархию 1947 года, а потом и в ограниченную монархию во главе с династией Бурбонов.
Все монархи Европы без исключения — процветающие экономики прежде всего в смысле высокого уровня социально-экономического обеспечения населения. Они трепетно относятся к тому, что монархическая форма передачи власти имеет опору в обществе, поэтому невозможно представить себе сегодня, чтобы из монархии где-нибудь делали посмешище — никто этого сделать не даст.
Монархия сегодня может быть только тогда, когда для этого есть все основания. При определении кандидата на власть должен не только присутствовать социально-экономический фактор, но и престиж самого персонажа и его рукопожатность среди ему равных — монархов Европы и всего мира.
В Европе несколько раз совершались попытки конституционного переворота — хотели сделать диктаторов основателями новых династий через референдумы. Провести их большого ума не надо — но такая процедура при отсутствии оснований ведёт к гражданской войне и разворачиванию крупномасштабных мировых пожаров.
В случае с Сартром на кону был престиж философа и философов вообще. Он стоял не только за честь своего мундира, но и своего цеха.
