Пожалуй, всем россиянам известно имя Василия Ключевского (1841-1911). В 2021 году всё цивилизованное мировое сообщество отмечает 180-летие со дня рождения и 110 лет с кончины этого выдающегося учёного, мыслителя, писателя и философа. Историк в России в Новое время — это властитель дум. Василий Ключевский стоит на особом месте в списке выдающихся русских историков.
Так сложилось, что в России историк больше, чем историк, а поэт больше, чем поэт. Но властитель меньше, чем властитель.
В Новое время в России наблюдался всплеск исторической мысли. Каждое поколение (их со времён Татищева было 20) выдавало по нарастающей целую россыпь бриллиантов российской исторической мысли. Вы будете удивлены, но историков-энциклопедистов было много даже в советское время.
Вы возразите мне, но даже М.Н. Покровский — энциклопедист. Историк — это не обязательно летописец, но это обязательно выверенная собственная историческая концепция. Здесь важнее всего доказательная база, аргументированность и убедительность точки зрения.
Ученик В.О. Ключевского Михаил Покровский, ставший известным в мире исследователей истории как человек, объяснивший исторические процессы классовыми явлениями и написавший яркий труд, где Великая Французская революция рассматривается через призму классовой борьбы, встал на особое место в ареопаге просветителей и светочей русской исторической мысли.
Пример Покровского лишний раз доказывает одно: чем больше историю «запихивают» в какой-то «-изм», в прокрустово ложе идеологии, тем больше она теряет объективность и смысл.
Василий Ключевский замыкает плеяду классических историков российской исторической науки. Если упомянутый Татищев — это первый в череде классических российских историков, то Ключевский — последний в этом списке.
Вы скажете: а С.М. Соловьёв, отец всемирно известного философа Вл. Соловьёва, разве не он «последний из могикан»? С моей точки зрения нет, потому что Сергей Михайлович Соловьёв — это не столько историк, сколько философ истории. Концепция С.М. Соловьёва как автора многотомного труда «История России», это скорее политическая философия. В этом ему равных нет.
Первые три тома советского издания Соловьёва мне на 20-летие подарила бабушка А.В. Павлова — последовательница учения Вл.С. Соловьёва. Все Павловы были «соловьёвцы». Она была уверена, что издание «Истории России» С.М. Соловьёва — очередной недогляд советской цензуры, и появление противоречивого с точки зрения советской доктрины произведения в открытой продаже вызовет дискуссию. Бабушка искренне до конца своих дней считала русскую интеллигенцию авангардом общества и была уверена, что появление такого автора вызовет бум и взбудоражит застоявшееся болото обычной текущей советской интеллектуальной жизни.
Долгие годы такой близкий советской доктрине историк Н.И. Костомаров долгое время не издавался. Его можно было прочесть только в научных библиотеках или на занятиях факультетов общественных наук, и далеко не во всех городах многострадальной родины. Костомаров, отсидевший в тюрьме и многолетней ссылке — жертва царского режима, защитник и последователь украинского правозащитника Тараса Шевченко, по определению должен был быть замечен и возвеличен советской официальной исторической доктриной. Но не тут-то было!
Костомаров при всей своей внешней оппозиционности монархии и царскому режиму был последовательным православным правозащитником и сторонником традиционных российских институтов власти. Если проанализировать его творчество, то очевидно, что главный упор он делает на просвещённость и демократичность властителей, как он её понимал. Роль того или иного князя, царя, монарха, боярина, самозванца или гетмана он считал значительной только в том случае, если тот совершал прогрессивные поступки в интересах большинства (войска, последователей, общества и государства в целом).
Достаточно привести пример его критического анализа фигуры Петра Великого: жёстко и беспощадно историк описывает фигуру царя-первого императора царства Российского.
В.О. Ключевский — жемчужина исторической науки и обществознания Нового времени России. Мне этот историк ближе остальных потому, что он не доверяет одной точке зрения в оценке того или иного события, той или иной фигуры. Его стремление к объективности, его поиск новых источников, который бы добавил новую краску к портрету или явлению, вызывает глубокое уважение у читателя.
Василий Ключевский, пожалуй, как никто работал над научной базой. Складывалось впечатление, что он избегает обвинений в авторской предвзятости и намеренном шаблоне или стереотипе в изложении факта. Зачастую утомляют и даже раздражают попытки историка вернуться к описанию явления или события. Это происходит по одной причине: автор хочет уйти от необоснованного обвинения в отсутствии объективности перед лицом Вечности.
Что надо сделать сегодня с таким обширным и беспрецедентным явлением, как наличие плеяды роскошных историков, описывавших русскую историю до Октябрьской революции? Я бы в обязательном порядке на уроках истории ввёл курс «Русская историография». В настоящее время его нет, более того, даже в специализированных школах с углубленным изучением российской истории нет специального курса по российской историографии.
Более того, на всех гуманитарных факультетах, включая экономические и связанные с русской общественной мыслью, я внедрил бы такой предмет.
Идея пропагандировать и сделать достоянием широкой общественности научное наследие Василия Ключевского и других историков — самая продуктивная идея, которую нынешняя власть могла бы реализовать с целью гуманизации современного российского образования.
