26 октября 1776 года великий французский драматург Бомарше представил королю написанную им в единственном экземпляре Декларацию о признании независимости США. Получив дворянство в 1761 году, он на всю жизнь сохранил симпатии к равноправию и свободе, поэтому словом и делом поддерживал Войну за независимость в США (в том числе, поставлял оружие).
26 октября 1889 года на сцену Московского Художественного Общедоступного театра вышла постановка «Царь Фёдор Иоаннович». В роли царя — великий русский трагик Москвин, прадед директора Фонда Солженицына. В спектакль была вложена вся сила молодых постановщиков Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко.
Что общего между двумя событиями? И Бомарше, и Станиславский совершали свои личные подвиги во имя свободы и процветания страждущих, сирых и обиженных.
Любое общество нуждается в светлых озарениях. Исходят ли они от писателей, поэтов, философов или прорицателей — как Сафо в Древней Греции или Фёдора Достоевского в России, не имеет значения. Общество должно брать что-то за точку отсчёта, для того чтобы ему «как коллективному неосознанному», социуму определять свои векторы развития.
Фигура царя Фёдора Иоанновича, судя по многим откликам современников, была представлена публике в том духе, как она уже давно воспринимала Николая Второго: монарха слабого и нерешительного, находящегося под каблуком своей жены и под влиянием теневых фигур. В данном случае, Бориса Годунова.
Царица «Аринушка», как ласково называл её царь Федор, была сестрой Бориса Годунова, и благодаря ей династия Рюриковичей была прервана. Вслед за супругами на монаршую «вахту» заступили Годуновы, Шуйские, Романовы. Последние — на 400 лет.
Москвин сыграл роль Фёдора Иоанновича настолько ярко, выпукло и реалистично, что зал стонал, плакал и кричал, всхлипывал и сопереживал царю. Это стало беспрецедентным явлением в общественной жизни России. С тех пор драматургия и театр стали рупором общественной мысли и общественного сознания наряду с писателями Л.Н. Толстым, А.П. Чеховым и другими.
Стало понятно, что родился не просто театр — МХАТ, но абсолютно новое неведомое явление в русской общественной жизни — подмостки как зеркало русской революции (пользуясь словами Ульянова применительно к Л. Толстому).
Моя бабушка А.В. Павлова — свидетель первой постановки «Царя Фёдора Иоанновича» рассказывала мне о ней в мои 10-11 лет. Тогда я — советский школьник, с трудом понимал, как это театр мог влиять на принятие решений, да ещё коллективных.
В качестве убедительного примера бабушка указала: «Ты, наверное, помнишь «Гамлет» Шекспира и спектакль, который принц организовал, чтобы убедить королеву — свою мать и дядю — убийцу отца, что он знает всю подоплёку странной истории этого необычного брака и странного прихода к власти дяди, который никаких прав на престол не имел». «
«Комедианты, — продолжала моя бабушка, — так блестяще сыграли сцену отравления отца дядей, что ни у кого из зрителей не оставалось и тени сомнения в правдивости истории и в том, что принц досконально знал историю тайного убийства».
Эта аллюзия произвела на меня такое впечатление, что я до сих пор верю в то, что театр и искусство вообще могут влиять на редкий и странный инструмент власти — народное мнение. Ведь власть всегда манипулирует и пренебрегает им! На это у неё есть дивизия под Москвой и вертолётные части, способные косить на небольшой высоте концентрации людей… Но оказывается, что это иногда «работает».
Ни одна диктатура (экстраординарная магистратура) не способна улавливать настроения коллектива и масс. Она так устроена, что представительства всех трёх властей: исполнительной, судебной и законодательной, редко улавливают обратную связь. Редко, потому что таких случаев всего 17, и самая большая по географии страна в мире, как и соседняя азиатская держава не относятся к ним.
Теперь о Бомарше. Он вообще один-одинёшенек, как капитан Гастелло он пошёл на своём самолёте на таран с целью погибнуть, но остановить супостата. Драматург к тому моменту был символом гражданского сопротивления абсолютизму, и доверие людей не обманул.
Бомарше шёл к этому поступку всю жизнь, через искусство совершая свой грандиозный план. «Смерть Вольтера не останавливает потока, — пишет А.С. Пушкин. — Министры Людовика XVI нисходят в арену с писателями. Бомарше влечет на сцену, раздевает донага и терзает все, что еще почитается неприкосновенным. Старая монархия хохочет и рукоплещет».
«Это уже было революцией», — восхищался Наполеон.
Такие подвиги, какие совершили Николай Коперник, Джордано Бруно, Жанна д»Арк и Пьер Бомарше не входят в списки на уроках обществоведения в школах — а жаль.
10 июня 1777 года министр иностранных дел Франции по тайному распоряжению короля поручил Бомарше крупную сумму для поддержки американцев и выдал ему разрешение продавать порох и боеприпасы на сумму почти в миллион ливров под прикрытием португальской компании Roderigue Hortalez et Compagnie. Отчаянный жест придворного драматурга внёс огромную лепту в образование нынешних США.
Французская революция призвала Пьера Бомарше, которому тогда было 58 лет, и едва не казнила его во время Террора. Однако драматург сумел бежать и умер в возрасте 67 лет своей смертью, от апоплексического удара.
Русские события 1917 года также не миновали Станиславского — представителя купеческой династии Алексеевых. Его племянника с женой «заперли» в тюрьму, как и многих друзей, он потерял бизнес и был выселен из своего жилья в Каретном ряду. Тем не менее, волею судеб Станиславский продолжил работу над своей театральной школой и мог, пусть и в тяжелых условиях, совершенствовать знаменитую театральную школу.
Станиславского и Бомарше также объединяло то, что они жаждали от театральных постановок истинных чувств. Слова «Не верю!» Станиславского общеизвестны, но и далёкий «предок» русского театрального деятеля также увещевал: «Диалог должен быть прост и, насколько возможно, естествен, истинная сила его в красноречивости самих положений, единственно возможная красочность — живая, торопливая, разорванная, бурная речь страстей».
Без искренности не был бы возможным переворот в общественном сознании, который вызывали их творения.
