Лауреат международных конкурсов, заслуженный артист России Никита Борисоглебский – частый гость на лучших российских и зарубежных музыкальных площадках. Его скрипка украшает записи ведущих музыкальных коллективов, виртуозно представляя выдающиеся произведения мировой классической музыки.
Культурно-политическому журналу «Э-Вести» посчастливилось побеседовать с Никитой о том, что вдохновляло его успешный музыкальный путь и о том, как профессионал высокого класса сегодня воспринимает свой музыкальный путь. Надеемся, что наш разговор будет полезен как музыкантам, так и широкому кругу любителей музыки.
ЭВ: Никита, Вы из музыкальной семьи?
Никита Борисоглебский: Нет, оба моих родителя химики: и мама, и папа.
ЭВ: Как они сделали из вас профессионального музыканта?
Никита Борисоглебский: Вы знаете, многие ученые семьи и в Советском Союзе, и сейчас в России имеют интерес и искусству, к культуре, к классической музыке. У нас всегда звучали классические записи, была большая коллекция виниловых дисков. Хотя сами родители не могли заниматься музыкой, но хотели, чтобы дети занимались. Мы с сестрой попробовали. Я пошел дальше, а сестра переключилась на другие вещи.
ЭВ: А чем занимается Ваша сестра?
Никита Борисоглебский: У нее экономическое образование, потом она получила еще одно, а сейчас она совмещает экономику и отельный бизнес; сама на себя работает.
ЭВ: Что вас привело в музыку, какие произведения?
Никита Борисоглебский: Я бы не сказал, чтобы меня привело в музыку что-то конкретное. Та атмосфера, о которой я говорил, дома, она привела. Меня окружало много разной музыки: Бетховен, Бах. Я очень любил их и продолжаю любить, но в детстве моим кумиром был Рахманинов. Я всегда любил ставить его записи и сам играть его произведения. Если уж кого-то выделять, хотя это и неблагодарное дело, то это Рахманинов. Но я все-таки не могу сказать, кто самый великий композитор, или какое моё самое любимое произведение, такого нет. Они все равновеликие. Это уже дело вкуса, что тебе больше нравится, что меньше.
Я очень люблю Рахманинова с детства, потом полюбил Шумана, Шуберта и так далее.
ЭВ: Рахманинов сегодня иначе воспринимается, чем раньше, через призму музыкальной подготовки, наигранности, или все же свежее первое впечатление сохранилось?
Никита Борисоглебский: Знаете, и да, и нет. Я скрипач, а Рахманинов – это фортепьянный композитор, львиная доля его произведений написана для фортепьяно, есть также некоторые симфонические вещи, одно произведение для виолончели, соната, а для скрипки он написал две маленькие пьесы, которые не так часто исполняются. И это не сопоставимо с фортепьянным его наследием. Я не прошел через них с точки зрения исполнительства, но, тем не менее, конечно же, все эти годы, слушая разные записи, привели к совершенно иному восприятию музыки. Свежесть восприятия она всегда есть, это важный фактор, но, тем не менее, оно заменяется чем-то другим и более глубоко открывается. Шире открывается творчество композитора.
ЭВ: Почему Вы выбрали скрипку, почему вы не пошли, например, по классу фортепьяно?
Никита Борисоглебский: Вы знаете, я сначала как раз пошел по фортепьяно. Первый год был класс фортепьяно, потом учителя в 6-7 лет мне сказали, что у меня абсолютный слух, поэтому лучше идти на струнный инструмент. Я бы абсолютно не возражал, если бы я стал пианистом, я очень люблю фортепьяно.
ЭВ: Вы абсолютник…
Никита Борисоглебский: Абсолютный слух – это значит, что ты слышишь высотность, для струнников это обязательное условие.
ЭВ: Моя учительница фортепьяно говорила, что у абсолютников все другое, что они не так слышат гармонии, каково это изнутри?
Никита Борисоглебский: Я бы сказал, что в принципе каждый человек по своему слышит музыку. Я бы не сказал, что абсолютники сильно отличаются в качестве слышания, что ли. Знаете, у людей есть такая глупая ассоциация с «абсолютным музыкальным слухом», что якобы если есть абсолютный слух, то это значит, что человек очень хорошо слышит звуки, разбирает любой шепот, любой шум. Это не так, это всего лишь значит, что человек может определить звуко-высотность, где какая нота звучит в данный момент и воспроизвести её. Это то же разные способности – слышать и воспроизводить. Но я, если честно, никогда не задумывался, что наличие абсолютного слуха даёт какое-то другое восприятие звуков, реальности и так далее. Я не думаю, что это так, что мы иначе как-то слышим гармонию, звуки. Просто дело в том, что каждый человек в принципе по своему воспринимает окружающее пространство, и видит, и слышит все, что происходит в мире.
ЭВ: У вас есть, то что бы вы хотели сыграть, но по каким-то причинам вы еще в концертах не освоили?
Никита Борисоглебский: Наверное, есть. Вы знаете, у меня всегда есть произведения, которые я хочу сыграть, но я их рано или поздно играю. Долгое время этим произведением оставался концерт Бетховена, который я успешно все-таки сыграл и сейчас с удовольствием повторяю. Затем концерт Шостаковича, к которому я очень долго шел, побаиваясь. Я очень хорошо его сыграл и с удовольствием к нему возвращаюсь.
Сейчас есть большая генеральная идея – сыграть все сонаты и квартеты Баха. У Баха есть три сонаты и три квартета, сыграть которые целиком — это титанический труд. Может быть, мне бы хотелось даже записать их. Но сыграть это в концерте сумасшедше сложно и, тем не менее, такая идея есть, и рано или поздно я хотел бы это сделать.
ЭВ: У Филармонии свой зритель и даже немного отличающийся от, скажем, консерваторского. Вроде бы одни и те же исполнители и концерты, но когда приходишь в Филармонию, то ощущается, что филармония собирает вокруг себя своего зрителя. Что, по вашему мнению музыканта, характеризует зрителя?
Никита Борисоглебский: Вы правы, что есть отличие «консерваторского» так называемого зрителя-слушателя от филармонического, либо от посетителя концертов, которые проводят сторонние организации (у них третий зритель). На эти концерты приходит совершенно разная категория слушателя.
Если брать филармоническую публику, то это такой интересный «микс» из людей, которые, с одной стороны, являются непрофессиональными музыкантами (если брать Московскую консерваторию, то туда очень часто приходят люди с музыкальным образованием; это такое «намоленное» место). В Филармонию приходят любители, но те, которые ходят в неё годами.
Это такие любители, как мой папа – химик по образованию, который уже много лет со мной занимается музыкой, слушает, что я делаю, и считает уже себя музыкантом. Точно так же люди, которые приходят в Филармонию, ходят туда с абонементом; они прослушали очень много программ, разных исполнителей и, поэтому это очень требовательный слушатель. Когда играешь на филармонической сцене, то волей-неволей не то чтобы думаешь, но держишь инструмент.
Различие публики на разных площадках представляет интерес скорее из любопытства, и только из любопытства, потому что интерес людей к классической музыке сегодня у нас в России очень весом. Этот посыл, который исходит из глубины души человека. Он приходит, потому что ему это надо, есть потребность в духовной пище. Неважно, в каком городе играешь, в каком зале, какую программу. Я сейчас очень люблю играть в любой точке России, и часто выезжаю на концерты настолько часто, насколько получается.
ЭВ: Никита, Вы в декабре 2018 года были удостоены звания Заслуженного артиста России. Ожидаемо ли это было?
Никита Борисоглебский: Я бы не сказал, что очень ожидаемо. У меня была очень интенсивная концертная жизнь с 2007 года и не было даже времени подумать, чтобы подать на что-то. Но я уже давно, наверное, лет 15 сотрудничаю с Московской Филармонией. Я – детище Филармонии. Там есть люди, которые нас поддерживают, и благодаря этой поддержке это произошло. Они подумали, что мне уже пора получить звание Заслуженного артиста; собрали документы и подали.
То, что я получил звание – это прекрасно, всегда приятно получить знак благодарности, но это ни в коем случае не финальная точка. Сегодня передохнем немножко, а завтра дальше.
ЭВ: Что вас сделало заслуженным артистом, упорство, талант, помощь родителей?
Никита Борисоглебский: Все вместе: и помощь родителей, и помощь учителей, и помощь близких, помощь Филармонии, и непрекращающаяся постоянная работа. В моем случае это работа солиста-инструменталиста, скрипача, работа над собой, развитие репертуара, географии своих выступлений. Хорошо, что «упала» такая награда, но, тем не менее, все равно жизнь продолжается. Благодаря всем, кто меня поддерживал и продолжает поддерживать.
