Людвига ван Бетховена (1770-1827), 190 лет с кончины которого мы отмечаем в текущем году, принято относить к тройке выдающихся мастеров классицизма и ставить в один ряд с Й. Гайдном и В.А. Моцартом. В этом случае важно помнить, что этот ряд ни в коем случае не замкнут в виде круга, а представляет собой направленный вектор. Его острие – Бетховен, творчество которого открывает мир романтизма XIX века. С этой точки зрения интересно взглянуть на сочинения мастера, в которых эпоха классицизма заявляет о себе.
С отзвуками будущего
Концерт для фортепиано с оркестром №2 B-dur (ор. 19) был закончен Бетховеном в легендарном 1789 году, но практически не оставил в себе отзвуков Великой Французской революции. Хронологически его создание предшествовало созданию Первого концерта (C-dur, ор. 15, 1796-97 гг.), опубликованного в мае 1801 года. Второй концерт вышел из печати в декабре того же года. Если учесть, что в творческом багаже Бетховена уже было обращение к концертному жанру в виде неопубликованного фортепианного концерта Es-dur в 1794 году, то название Второй по отношению к B-dur’ ному концерту исторически справедливо.
Первые фортепианные концерты Бетховена стилистически находятся под влиянием Моцарта. Это особенно касается Второго концерта: скромный по составу участников оркестр, типичная пальцевая техника в партии солиста с включением альбертиевых басов – особого вида аккомпанемента, который к концу XVIII века уже перестал быть современным и фактически начал свой переход в разряд «музыкальной старины».
Тем не менее сквозь маску предшественников уже заявляет о себе самобытный гений новой эпохи – романтизма. Неожиданные динамические нюансы, волевой стиль изложения тем, драматичность диалогов пианиста и оркестра – все это выдает будущего создателя великих Третьей «Героической» и Пятой симфоний.
Именно с премьеры этого сочинения в 1795 году началось выступление Бетховена как пианиста на большой концертной эстраде. Бетховен-пианист по оценкам современников — мастер крупного штриха. Первый биограф композитора А. Шиндлер сравнивал исполнение Бетховена с речью оратора, мастерски владеющего искусствами расставлять акценты и штрихи в своей пламенной речи.
Отчасти фортепианный стиль Бетховена, а также, к примеру, М. Клементи, привели к дальнейшему техническому совершенствованию фортепиано. Венские фортепиано, не рассчитанные на подачу такого сочного и насыщенного звука, не выдерживали артистического напора Бетховена. К концу выступления значительная часть струн лопалась от чрезмерного напряжения, что, по словам свидетелей бетховенских выступлений, напоминало «вид кустарника после грозы».
С приветом к прошлому
Бетховен оставил публичные выступления в качестве пианиста к 1811 году. По свидетельствам близких людей с 1796 года музыкант стал отмечать ухудшения слуха, который, все прогрессируя, вносил свои коррективы в жизнь мастера.
С целью лечения весной 1811 года композитор отбывает в Чехию в городок Теплице. Именно в этот период композитор вновь обращается к жанру симфонии и создает два шедевра: Симфония №7 A-dur (ор.92) и №8 F-dur, ор.93. Симфонии объединяет обращение к классицизму времен Гайдна и Моцарта. В Восьмой симфонии это заметно более: основой музыкальной ткани становится классический двойной состав оркестра, медные в котором представлены только трубами и валторнами (хотя еще в Третьей симфонии композитором с успехом введены тромбоны). Обращение к прошлому отразилось и в образной составляющей произведения — это стихия танца, легкости, праздника, полного легкого юмора и иронии (например, своего рода реверанс в сторону новейшего музыкального изобретения — метронома Иоганна Мельцеля во второй части Симфонии).
Интересно, что в этом сочинении Бетховен отдал своеобразную дань своему учителю Йозефу Гайдну. Их отношения не сложились и умудренный опытом Гайдн сетовал ученику:
«Ваши вещи прекрасные, это даже чудесные вещи, но в них встречается нечто странное, мрачное, так как Вы сами немного угрюмы и странны».
В Восьмой симфонии Бетховен словно обернулся к прошлому, осознал – он композитор уже не той эпохи, а нового века. Но то музыкальное прошлое в нем отзывается с особой душевной теплотой, которой добродушный Гайдн остался бы доволен.
