Одно из самых ярких путешествий в моей жизни — путешествие в Коктебель. Вы, наверное, подумали, что я сейчас буду Вам рассказывать о Карадаге, о море, о запахах степной травы, идущей от Старого Крыма, или о россыпях сердолика? Нет, мои яркие воспоминания о Коктебеле связаны с другим, с историей Коктебеля.
Коктебель или Кок-тепе-эль (Край голубых вершин) — старинное поселение на берегу удивительной по красоте бухты, которая сегодня превратилась в нечто. Вот про это нечто я и хочу Вам рассказать.
Некогда, на заре цивилизации, в самом конце XIX столетия у болгаро-татарской общины за очень низкую земли были выкуплены для их возделывания. Автором проекта был молодой профессор Эдуард Юнге — дед Марины Александровны Розановой-Юнге, старинной подруги моей семьи.
Но история Юнге-старшего — это история чеховского «Вишневого сада». Возделать купленные земли и создать «земной эдем» не получилось, и они были распроданы под дачи.
Поначалу дач было всего пять. Три из них принадлежали моей семье — семье Павловых, их купил мой прадед Василий Николаевич Павлов, бывший начальником семи железных дорог. Одна из них принадлежала Манасеиным. Екатерина Михайловна Манасеина была женой дяди моей матери, дочерью редактора детского журнала «Ручеёк» Натальи Манасеиной, известной литературной деятельностью в Петербурге. Вместе с Екатериной Михайловной на этой даче с самым большим каменным домом в Коктебеле жила её подруга Поликсена Соловьёва, знаменитая поэтесса, писавшая под псевдонимом Аллегро, родная и любимая сестра философа Владимира Сергеевича Соловьёва и дочь историка Сергея Соловьёва.
Следующая дача Павловых — единственная сохранившаяся по нынешнюю пору, где располагался дом Максимилиана Александровича Волошина. Он принадлежал писателю-крёстному отцу моей матери (по христианскому обычаю, в случае кончины родителей дитя поступало на воспитание к воспреемникам).
Дом поэта сохранился благодаря моей бабушке — Анне Васильевне Павловой, которая привезла охранную грамоту из Москвы, позволившая Волошину избежать судьбы всех в ту пору: муниципализации, экспроприации и физического заключения в ГУЛАГ.
Оставшиеся две дачи принадлежали самим Юнге и первой народной артистке РСФСР, оперной певице Марии Дейше-Сионицской.
Коктебель стал меккой для всех образованных и культурных людей России благодаря той славе, которую место получило в результате огромного количества приезжавших сюда в гости на отдых и для творчества со всех точек земли.
Не хватит времени и места, чтобы перечислить только самых известных писателей, поэтов, художников, философов, учёных, которые посетили этот дивный уголок природы с момента появления первых дач.
Большая часть Коктебеля (участок 5.6 га) принадлежала Павловым, земля была приписана к их даче. В двух флигелях на этой территории и проживала большая часть гостей. И дача моей бабушки была единственной дачей, на которой в Коктебеле разрешали пить вино. К тому же здесь были молодые красивые девушки: моя бабушка и две её сестры, славящиеся неземной красотой. Их мать, моя прабабушка, англичанка по происхождению, дочь морского офицера флота Её Величества Николаса Братчера — Александра Братчер была известной в Феодосии красавицей, за которой ухаживал не только И.К. Айвазовский, но и половина великосветского Петербурга.
Хочу заметить, что на веранде нашей дачи Марина Цветаева познакомилась со своим будущем мужем — Сергеем Эфроном.
Молодёжь веселилась и в основном проводила время на даче Павловых, а творила и занималась написанием картин, созданием поэм и прочим творчеством на даче Волошина, где царствовала его строгая мать — немка Елена Оттобальдовна Глазер, курившая трубку, ходившая в шароварах, носившая мужскую причёску и говорившая низким голосом. Она держала всех в узде, и никакого вина, гуляний и развлечений не допускала.
Мифологема о Максе Волошине как о человеке, бывшем эпикурейцем и гедонистом — ложь и наветы. Развлечения в Коктебеле были иного свойства, они соответствовали высоким вкусам интеллектуального мира той поры: розыгрыши, спектакли, публичное прочтение стихов и литературных текстов, прогулки на закате и на восходе Солнца, танцы на берегу моря и, конечно, песни, песни, песни…
Творческая атмосфера на протяжении всех лет пребывания Волошина и действия Коктебеля как центра притяжении интеллигенции со всего мира продолжалась до конца жизни Волошина и несколько лет после его кончины.
По воспоминаниям членов моей семьи, вторая волна экспроприации началась в самом начале 1930х годов и была окончательно и бесповоротно завершена к началу Великого Террора в 1937 году.
К 1938 году в Коктебеле не осталось не то что ни одной дачи, но ни одной дохлой собаки, не принадлежавшей советскому государству. Даже дровяные сараи, и те были экспроприированы. Смысл всех действий властей в Коктебеле сводился к одному: гнобить, крушить, давить, принуждать. Культурная жизнь в Коктебеле заглохла.
Она стала возрождаться только после Великой Отечественной войны. Впервые бабушка привезла маму в Коктебель после их возвращения из-за границы в 1947 году. По рассказам мамы, бабушка стояла одна на берегу залива, закрыв лицо ладонями, и всё тело её содрогалось от громких рыданий. На вопрос моей мамы — девочки: «Мама, по кому ты плачешь?», она сказала: «По Коктебелю. Его нет, его никогда уже больше не будет».
В Коктебель продолжали ездить сестры бабушки. Старшая сестра бабушки Александра Васильевна уже жила в Феодосии, так как работала старшим экскурсоводом в музее — Галерее Айвазовского. Творчество гениального мариниста она знала не понаслышке.
Мама была в Коктебеле в последний раз в своей жизни в 1998 году, на одном из последних юбилеев, связанных с творчеством Максимилиана Волошина. Она бродила по родному пепелищу, беседовала с местными жителями, наблюдала, грустила и сделала более тысячи фотографий (до сих пор хранятся в одной из банковских ячеек).
На месте нашей дачи находится пансионат «Голубой залив» — это самое красивое место в Коктебеле, которому нет равных. Вокруг домика Волошина — Шанхая жарится-парится невесть что на потребу туристов, стоят съестные запахи, не совместимые с высокой поэзией и искусством.
Пляжа как такового нет. Есть насыпанная промышленная галька вместо песка, а на гальку как попало наброшены деревянные лежаки, на которых распластались различные по эстетике человеческие тела. И это всё рядом с мавзолеем Серебряного века — домом Волошина.
Коктебель сегодня — это одно из дежурных туристических мест в Восточном Крыму, которое необходимо посетить путешествующему по региону. Никакой привлекательности и очарования прежних лет здесь уже не осталось. Не будем забывать, что ещё совсем недавно Коктебель именовался «Планерная», чтобы искоренить в сознании народа само слово «Коктебель», которое ассоциировалось с эпохой расцвета и заката русской культуры.
О Коктебеле можно рассказывать бесконечно. Однако мало создать музей Волошина ради галочки. Надо возродить память о Коктебеле не только в связи с Волошиным, но и как об уникальном памятнике — центре притяжения культуры пореформенной поры, эпохе Серебряного века.
Мой дед Федор Максимович Ширманов поначалу был авиатором и стал первооткрывателем удивительных аэродинамических способностей Столовой горы в Коктебеле. Так это место стало прародиной планеризма в России и стартовой площадкой для восхождения на вершины земной славы выдающегося деятеля советской науки Сергея Королёва. Арцеулов — племянник Ивана Айвазовского, сам авиатор и лётчик-планерист, впервые привёз сюда Сергея Павловича, когда тот был ещё никому не известным юношей, молодым инженером-утопистом.
Коктебель — прародина не только российской авиации, но и многих разделов науки и искусства. Вот об этом, о мировой сокровищнице культуры в самом широком смысле этого слова и надо рассказывать, говоря о Коктебеле. Ну уж о человеческих судьбах, связанных с Коктебелем, писать — не переписать, рассказывать — не перерасскажешь…
