Фраза из стихотворения Габриеле д’Аннунцио полностью олицетворяет дух Рима. А слова великого Ювенала — «хлеба и зрелищ» являются едва ли не первыми словами, которые узнаёт любой мало-мальски образованный человек в России, совершенно не понимая и даже не осознавая глубокое значение происхождения этих слов.
Напомню, что Рим пал под натиском германских полчищ в 476 году, когда последний император Ромул Великий сдал с потрохами самый богатый и величественный город Античности (в «Книге зрелищ» Марциала описывается роскошная жизнь Рима в первые два столетия после Рождества Христа). Это произошло не случайно, а в результате того, что правящая элита — небольшая горстка потерявших чувство реальности богатеев, уверовавших в свою безнаказанность и способность править империей до бесконечности, отдала на растерзание чужеземцам город великой культуры, остающийся в этом отношении непревзойдённой величиной и в наши дни.
Термы Каракаллы и Диоклетиана, Колизей, остатки Вечного города в районе площади Венеции, арки Константина и Адриана, место убийство Юлия Цезаря — этот список можно до бесконечности продолжать. Только по классическому каталогу городского туристического бюро вниманию туристов предлагается 700 объектов культуры в итальянской столице, множество из которых относятся к эпохе Вечного города, когда Рим был столицей великой империи.
Читателей в первую очередь интересует, почему такая великая культура исчезла, по сути дела не оставив и следа, в «тёмные времена». И вдруг как из пепла Рим возвышается в XIII-XIV веках снова.
Я — автор небольшого эссе, основанного на недавних впечатлениях о моём первом путешествии по Вечному городу. Но я уверен, что ответ на этот промыслительный вопрос есть, и он состоит в простой мысли: Рим был возрожден на основе христианской Веры. Для меня абсолютно очевидно, что именно она легла в основу возрождения города как эпицентра новой великой культуры, а также возрождения европейской цивилизации как таковой.
Важно понять две вещи: Диоклетиан разрешил христианство как вероучение в Римской империи не от хорошей жизни. Он понимал, что любой запрет сильной религии приведёт к неминуемому и скорому краху не только любой пантеистической религии, но и любой цивилизации как таковой.
Константин Великий пошёл ещё дальше — он сделал христианство господствующим, хотя сам принял его лишь на смертном одре. Императору стоило больших усилий переломить себя и поверить в то, что человек человеку не волк, а брат во Христе.
Удивительным образом святые отцы (сначала Моисей. а потом и Св. Пётр) провели великую мысль сквозь века: великий Израиль — это церковь. где люди любят друг друга, а не ненавидят. Жизнь слишком коротка, а с точки зрения истории и космоса микроскопична, чтобы тратить её на истребление ближних, которых нужно делать счастливыми. Вот основа христианской Веры.
Любовь к человеку, жизни, природе и вообще любовь пронизывает всё в Риме. Вы посмотрите, с каким уважением и трепетом охранники Ватикана вытесняют толпу по окончании времени работы музеев Ватикана! В этом городе давным-давно научились общаться с большими агломерациями людей; здесь умеют не только не бояться их, но уважать и любить.
Я с горечью вспоминаю, как в некоторых городах Восточно Европы некоторые представители властей обходятся со своими согражданами: будь то на Манежной площади или где-то ещё… Разве неясно, что людям с людьми нужно обходиться средствами любви и уважения?
Я подхожу к полицейскому в Риме и говорю, что мне надо туда и туда. Полицейский берёт за руку незнакомого человека непонятной национальности и гражданства, и отводит в нужное место. Я спрашиваю у полицейского у фонтана Треви, где я могу отведать римской кухни, потому что не вижу ни одного ресторана, который не входил бы в сети туристических маршрутов. «Сеньор, а сколько вы собираетесь здесь пробыть?», — заботливо спросили меня. Когда я ответил, что всего два дня, полицейский сказал: «Тогда идите туда, куда идут все», и улыбнулся.
Мог ли бы состояться такой диалог на пересечении Тверской и Моховой в Москве с московским патрулем? Да, мог бы, но он носил совсем другой характер или закончился бы в участке, где турист отведал бы не только традиционной московской кухни, но и более экзотические впечатляющие блюда.
Я далек от того чтобы судить низшие чины. Причём здесь полицейские и представители власти? Они, сами того не ведая. представляют ту власть, которая стоит над ними.
Вечный город представляет собой не только итальянскую ценность, но всемирную историческую ценность. Те культурные сокровища, которые находятся в нём, вызывают культурный шок у любого попавшего в этот город.
Замечу, что понятие «культурный шок» изобрёл не я, это устоявшийся термин, взятый из искусствоведения. Такое переживает любой образованный человек, оказавшийся в возрасте 68 лет в Сикстинской капелле. Человек может посмотреть здесь на стены и потолок и после этого вернуться в свой любимый посёлок под Москвой (Икша или Ермолино), а на следующий день выпить яду или броситься в омут.
Не потому, что он сумасшедший! А потому, что сама мысль о том, что жизнь прошла мимо и не имеет никакой ценности вне Рима, в то время как обычные люди — итальянцы, живут в этом городе и могут смотреть эти шедевры так, как кто-то из нас наблюдает за ростом лопуха на обочине дороги.
Почему государства и власти заботятся о чём угодно, но не о том, чтобы люди имели свободный доступ к произведениям искусства, культуры и духовности? Почему людей нужно обрекать на выживание, вместо того чтобы заняться тем, чтобы любить своих подданных и открывать им культурный мир?
Свои наблюдения о посещении Рима мне хотелось бы закончить словами Чеширского Кота из «Алисы в стране чудес»: «Меня не надо понимать, меня надо любить и кормить». И добавить, что любые власти должны обязательно каждую неделю проходить осмотр достопримечательностей Ватикана, а выходные проводить стоя на коленях в Санта-Мария-Маджоре.
