В 1772 году британский натуралист Джозеф Бэнкс соратник того самого Джеймса Кука, которого якобы съели гавайцы, нанял ведущего художника-анималиста Англии Джорджа Стаббса нарисовать диковинных животных Австралии — динго и кенгуру.
Когда смотришь на картины Стаббса сейчас, им явно не хватает правдивости. Кенгуру больше похож на грызуна, чем на двуногого сумчатого; взгляду динго со стеклянными глазами тоже больше похож на куницу.
Стаббс был знаменит тем, что хорошо рисовал лошадей и собак. Даже сегодня его картины отражают жизненную индивидуальную сущность изображаемых животних. Так почему же его картины с изображением динго и кенгуру — одни из самых ранних европейских изображений австралийских животных — выглядели так странно?
«Сравнить его (кенгуру)… невозможно»
Стаббс не путешествовал с экспедицией 1768 года корабля «Индевор», когда Кук обследовал Австралию. Бэнкс поручил ему рисовать по шкурам, полученным во время плавания.
Официально путешествие Джеймса Кука в южные моря должно было зафиксировать путь прохождения Венеры с наблюдательной точки на Таити, но на самом деле король Георг III секретно поручил капитану найти легендарную Terra Australis Incognito и «захватить континент или значительную часть его земель… во владение короля Великобритании».
Бэнкс собрал шкуры «большой собаки» и «конгуро» (неточная артикуляция слова Гуугу Имидхирр «гангурру» на местном наречии, относящееся к серому кенгуру), когда «Индевор» зашел в безопасную гавань для ремонта после удара о Большой Барьерный риф в июне 1770 года.
Бэнкс записал свои первые впечатления об этом очень незнакомом животном в дневниковой записи от 14 июля:
«Сравнить его с каким-либо европейским животным невозможно, так как оно не имеет ни малейшего сходства ни с одним из тех, кого я видел. Его передние ноги чрезвычайно короткие и бесполезны при ходьбе, задние опять же непропорционально длинные; при этом он прыгает на 7 или 8 футов при каждом прыжке так же, как и Gerbua (тушканчик, прим. ред.), с которым животное действительно очень похоже, за исключением размера».
Сидни Паркинсон, один из художников, сопровождавших Бэнкса в путешествии, сделал пять набросков мёртвого животного после того, как его застрелил один из корабельных егерей. Эти наброски, ободранные (и, возможно, набитые) шкуры, записи в дневнике Бэнкса и его личные воспоминания стали материалом, который послужил основой для Стаббса, когда он готовился запечатлеть этих очень необычных для того времени животных.
Семантическая память
Помимо своих анатомически правильных лошадей и собак Стаббс также рисовал экзотических животных, например, львов из Королевского зверинца. Динго и кенгуру были первыми животными, которых он не видел вживую.
Стаббс воспользовался всплеском общественного интереса к возвращению «Индевора» домой и выставил свои картины в Лондоне в 1773 году.
Это привлекло к динго и кенгуру внимание как научного сообщества, так и широкой публики. Эти животные стали главными ассоциациями с таинственной Австралией — что значительно усилило чувство национальной гордости британцев как покорителей новых земель.
Облик кенгуру запечатлённый Стаббсом задал стандарт для последующих изображений животного вплоть до 19 века, служа образцом для гравюр и иллюстраций, используемых в научных и популярных публикациях.
Почему же кенгуру Стаббса больше напоминает тушканчика из описания Бэнкса, чем знаменитое сумчатое? Возможно, потому что он их не видел в живую, а, возможно, из-за бессознательного.
Как художник, который на протяжении всей жизни изучает анатомию и движения животных, он обычно полагался на то, что психологи называют «неявной памятью» — на бессознательную память о животных, которых он рисовал ранее.
Это немного похоже на езду на велосипеде: полученный навык навсегда остаётся с тобой.
Однако в случае с кенгуру Стаббс в первую очередь полагался на «семантическую память» или общие знания и свой опыт.
Услышав, как Бэнкс назвал кенгуру похожим на гигантского тушканчика, Стаббс стал полагаться на свою неявную память о грызунах, чтобы изобразить экзотическое животное.
Отображение незнакомого
«Как художник, я понимаю это, — говорит Жанель Эванс, преподаватель истории искусств Мельбурнского университета (Австралия). — Мои картины незнакомых для меня пейзажей Шотландии и Ирландии всегда, кажется, изображают деревья, похожие на эвкалипты».
«Несмотря на то, что я использую акварели той же марки всю свою творческую жизнь, то, как я рисую взаимодействие света, тени и оттенки на горных перевалах, берёзовых рощах и полях вереска и кустарника, обычно кажутся более яркими, чем тусклые сине-серые тона австралийского кустарника», — говорит она.
«Бессознательно я накладываю оттенки австралийского пейзажа на свои картины с изображением британского пейзажа, чтобы смягчить диссонанс. Подобно английским художникам, которые, наоборот, изображали австралийский кустарник как английские пейзажи, я делаю незнакомое знакомым», — поясняет практикующая художница.
Вероятно, по этой же причине, когда мы видим средневековые или древние изображения экзотичных для живописцев животных, они также выглядят нелепыми и даже фантастическими, сказочными.
Поэтому, когда в следующий раз вам попадётся старинная иллюстрация со сказочным животным, подумайте, кого на самом деле имел в виду автор. Может быть Змей Горыныч — это нильский крокодил или австралийский варан?
