Театр Вахтангова спустя более полувека после первой постановки пьесы Леонида Зорина «Варшавская мелодия» в 1967 году вернулся к прославленному спектаклю. Хотя после оглушительного успеха дуэта Михаила Ульянова и Юлии Борисовой, за которым последовали постановки в двух сотнях театров СССР и 16 странах мира, казалось, мало что можно сказать, новый спектакль оказался по-настоящему новым и неординарным.
Небывалый и неувядаемый успех истории у зрителей объясним. «Варшавская мелодия» – это рассказ о вечных ценностях: о настоящей и мнимой любви, о смелых и малодушных поступках – всём том, что в той или иной мере есть в жизни каждого из нас, о чем мы с радостью или горечью вспоминаем.
Зорин очень много личного вложил в этот текст. Об этом он не распространялся широкой публике, но, по воспоминанию его друга Николая Шейко, писатель в «Варшавской мелодии» изложил собственную историю любви с иностранной студенткой. То, как закончилась их встреча, долгие годы «не отпускало» автора, и спустя 30 лет он написал её продолжение – пьесу «Перекресток».
Для меня лично «Варшавская мелодия» примечательна, я познакомился с ней в эпоху, когда в первом десятилетии нынешнего века, после того, как долгое время попадал только на плохие спектакли. Мне казалось тогда, что театр губит эра «малиновых пиджаков», которую я объяснял стремлением режиссёров угодить вкусам «новых русских», носивших костюмы этого приметного цвета. Счастливых исключения было только два – меня поразили Отар Мегвинетухуцеси в «Антигоне» Чхеидзе в МХТ и Юлия Пересильд в «Варшавской мелодии» Голомазова в Театре на Малой Бронной. Встреча с Гелей в исполнении Пересильд стала для меня откровением и лучом надежды на то, что хорошие актеры есть.
Сейчас я вижу хороших работ на порядок больше – наступила настоящая Эпоха расцвета русского театра. Именно такое, настоящее искусство, вчера продемонстрировала зрителям новая постановка на Симоновской сцене, объединившая в себе обе пьесы – «Варшавскую мелодию» и «Перекрёсток».
Невероятный факт, но это студенческая работа щукинцев. В ней все роли играют дипломники курса Анны Дубровской – Полина Рафеева и Иван Захава.
До чего же хороша Полина в роли главной героини Гели, которую она представляет и в юности, и в зрелости, и в старости! На глазах зрителя юная актриса проживает целую жизнь, виртуозно из живой, юношески ироничной и романтичной девушки превращаясь в блистательную певицу, настоящую светскую львицу, а затем в почтенную даму. Каждому возрасту Полина придает свою пластику, свой темп речи, характер, жизненный багаж, сохраняя при этом тонкую едва уловимую общую линию: я всё та же юная полька, вскружившая голову Виктору и сама крепко полюбившая его.
Перед Иваном Захава стоит другая, не менее ювелирная задача, с которой он также превосходно справляется. Его герой, рано повзрослев на войне, почти не меняется с годами. Иван берет этот тон и проносит его через все возраста и сцены. Да, матерея он обретает какую-то степенность, а в старости колючесть и угрюмость, но в духовном плане он как бы застывает, нося в себе недосказанность и воспоминание о любви.
Появление «Перекрёстка» во многом закономерно. Вероятно, сам Леонид Генрихович ощущал, что возложение вины за произошедшее между главным героем Виктором и его возлюбленной Гелей на государство было не слишком убедительным.
Драматург пытается снова и снова объяснить и оправдать разбивший влюбленных страх: в уста героини драматург вложил весьма трезвую оценку своих поступков, вернее, их отсутствия, и только литературный герой, который за это время начал жить своей не зависимой от автора жизнью, продолжает настойчиво себя оправдывать, хотя при этом обретает прощение и внутренний мир..
Зрители в зале как дети: радуются и плачут вместе с героями, потому что затаив дыхание грезят на сцене свои свидания и первые поцелуи. Ещё секунда — и они вслух закричат актерам «не ходи туда, там Серый Волк», пытаясь уберечь их от опрометчивых решений. Но осторожности нашим героям не занимать — им всего лишь не хватило решимости бороться за свою любовь.
Одна из зрительниц, выходя из зала, так в сердцах резюмировала увиденное: «Вот такая драма жизни. Мужики всегда чего-то боятся». Можно добавить: и никогда не признаются, что их охватил страх.
