Великий немой — это не немой кинематограф, а то, что социологи называют «немое большинство» населения. В своё время Питирим Сорокин назвал его «безмолвным большинством».
Великая русская литература в своё время всё сказала. Представьте себе, она упомянула и о сегодняшнем, текущем моменте. Понятное дело, что она это сделала не напрямую, а опосредованно и иносказательно, но точно.
Возьмите хотя бы пятый сон Родиона Раскольникова в «Преступлении и наказании» — там предсказывается то, что будет в России. Конечно, нельзя было предвидеть конкретные вопросы: сжатие спроса, ликвидацию рынка труда, какие-то другие беды эпохи экономического кризиса, вызванного пандемией нового коронавируса COVID-19. Но подобные напасти и ранее не раз обрушивались на Россию, на другие европейские страны.
Если взять английскую литературу (тех же самых Герберта Уэллса или Уильяма Шекспира), то и там тоже можно найти ответы на многие сегодняшние вопросы.
Я ни в коем случае не призываю наших дорогих читателей к повышению самообразования — они это делают и без меня. Я это говорю к тому, что было небесполезно почитать и послушать резонансных политических деятелей и узнать их комментарии. Например, интервью А. Чубайса по РБК или Р. Хазбулатова по НСН. Небезынтересны были и выступления ряда выдающихся деятелей экономики и культуры Испании, где люди ошеломлены масштабом бедствия и тем, что не хватает моргов (тела умерших складируются на Ледовом стадионе в центре Мадрида).
Я хочу высказать одну простую, незатейливую мысль, которая (как мне теперь приятно понимать) стала достоянием некоторых людей, например, писателей, находящихся сейчас в эмиграции: власти, не только в России, но и в Европе вдруг осознали, что они «проморгали» очень важную проблему (наряду с другими экономическими, социальными, религиозными, межэтническими и морально-этическими аспектами), которую я бы назвал консолидацией гражданского общества.
Общество вдруг осознало две очень важные вещи. Первая и самая главная: все люди находятся по одну сторону баррикад. Вторая: самая сильная вещь сегодня — это мягкая сила. Люди без применения насилия со стороны властей могут просто своим молчанием призвать власти к порядку и заставить их делать то, что они обязаны делать: обслуживать гражданское население, будучи его выдвиженцами.
Об этом поначалу стали писать очень робко и двигались, напоминая сапёров на минном поле. Тема уж больно взрывоопасная; она может вызвать к жизни не только «великого немого», но и «великого мертвеца» — сонную массу населения. Где-то эта сонная масса, о которой писали учёные недавнего прошлого, может превратиться в то, что Макс Вебер и другие называли «социальным цунами».
Здесь я хочу остановиться на одной незатейливой мысли, которая, как мне кажется, будет к месту.
Моя покойная бабушка — племянница Нобелевского лауреата по физиологии И.П. Павлова Анна Васильевна Павлова (кстати сказать, все Павловы были последователями В.С. Соловьёва — это очень симптоматично) в свою бытность профессором МГИМО (то есть, до 1955 года) говаривала: «В России дураков нет, все умерли до 1917 года».
И в самом деле. Если брать российское население, то в своей массе оно пронзительно мудро и совершенно представляет себе реальное положение дел. Ему, этому «безмолвному большинству», не надо знать ни цифр, ни дат, и даже никакой конкретики. Оно знает эту власть как облупленную, понимает её на каком-то ему данном интуитивном уровне, и говорить ему ничего не надо. Население знает всё и про всех.
Взять хотя бы того же самого отца Иоанна (Крестьянкина), который по иронии судьбы сидел чуть ли не в одной камере в Карлаге с человеком, перевезшем в Россию из Швейцарии главного бунтовщика Ульянова (Ленина) с Фритцем Платтеном, мемориальная доска которому до сих пор висит на стенах одного из самых красивых зданий на улице Остоженка в Москве. Отец Иоанн был человеком незаурядным, но для меня он был олицетворением простого русского народа, который резал «правду-матку» в глаза любому чиновнику любого уровня.
Мой добрый приятель — водитель автобуса, с которым я частенько встречаюсь в ближайшем сельпо моей дачи, как Дельфийский оракул рассказывает мне о том, что с нами всеми происходит на текущий момент, и с невероятной точностью прогнозирует ближайшее среднесрочное будущее.
Вы думаете, что великие умы России не знали, что с ней будет в среднесрочной и долгосрочной перспективе? Ошибаетесь! Очень рекомендую прочитать произведения Ивана Шмелёва (особенно последнего цикла), Бунина, Замятина (например, «Мы»). Что касается европейских писателей, склонных к долгосрочным миросозерцательным прогнозам, то в первую очередь я бы порекомендовал (особенно сейчас, когда вдруг высвободилось так много времени) Мигеля де Унамуно, Хосе Ортега-и-Гассета и Хавьера Субири. В промежутке, для поднятия настроения, я бы посоветовал перечитать незабвенного Герберта Уэллса с его замечательными футуристическими произведениями «Машина времени» и «Остров доктора Моро».
Народ как в России, так и в Испании, в Италии и даже в США (несмотря на введение республиканской гвардии в трёх штатах) начинает понимать, что власти живут своей жизнью, а гражданское население — своей. Они стыкуются лишь в такие моменты, как пандемия нового коронавируса. Но в критической ситуации гражданское население ведёт себя с высоким достоинством, высоко подняв голову, а власти начинают трепыхаться, нервничать и допускать ошибки.
Первое, что им приходит на ум (а для этого большого ума не надо) — это применить силу и начать репрессивные действия. Но здесь уже население всё понимает очень чётко: оно сплачивается и даёт всегда один ответ — неприятие и отторжение власти. Вот это как раз то, что заметил писатель Борис Акунин из своего «далёка». Многие, не только писатели, отметили, что гражданское население очень быстро «прозревает» в эпоху кризисных ситуаций. Во всяком случае, как отмечают аналитики, после выхода из пандемии страны станут уже другими, с другим населением, потому что его сознание изменится. Оно перестанет быть унылым, склонным к азиатскому способу производства, а проявит себя вполне на уровне эпохи Четвёртой технологической революции: как свободное, склонное к активной позиции. Оно поставит на первый план не простое биологическое выживание, а человеческое достоинство.
