Швейцарские банки, которые было предложено подвергнуть революционной реформе (Vollgeld), отстояли своё право остаться прежними по итогам проведённого референдума. 75.7% голосовавших предпочли оставить всё как есть и отвергли инициативу о запрете коммерческим банкам выпускать больше денег, чем у них вкладов. Если бы голосование прошло иначе, Центральный банк страны мог бы оказаться единственным источником «суверенных денег».
Референдум — это традиционная форма волеизъявления для Швейцарии. Швейцарцы выходят к урнам несколько раз в год, чтобы обозначить свою точку зрения по важным вопросам. Например, в последнее время они выражали позицию по вопросам иммиграции или договоров с Евросоюзом. Для проведения всенародного голосования инициаторам нужно всего лишь собрать 100’000 подписей.
Основным аргументом сторонников реформирования банковской системы Швейцарии на этот раз стало желание избежать кризиса «дутых» активов, подобного 2008 году, когда безответственное кредитование привело к финансовому кризису. Тогда правительство страны было вынуждено спасать крупнейший банк — UBS.
Референдуму в Швейцарии предшествовала пропагандистская кампания. Государство и Центробанк страны угрожали, что Vollgeld нанесет ущерб экономике, усложнит денежно-кредитную политику Швейцарии, но не предохранит кредитные отделы банков от возможных ошибок в расчётах. Их оппоненты говорили о том, что банкиры не должны иметь воздействия на политику, а реформа позволит стране избежать спадов и подъёмов. Сторонники реформ грезят о том, чтобы финансовая система Швейцарии приобрела устойчивость, подобную той, которую американская экономика получила после реализации Чикагского плана, окончившего Великую депрессию.
«Мы потерпели поражение из-за ограниченности ресурсов и сложности проблемы, — написали реформисты на своём сайте. — Это лишило нас возможности разъяснить проблему для населения». Но проиграно одно сражение, но не война. Аналогичные идеи не оставляют элиты других стран — например, Великобритании, где уже заявили, что «неудавшийся плебисцит стал началом глобального разговора о том, должен ли контроль над созданием денег быть в частных или государственных руках».