Почему премьер-министр Испании Педро Санчес совершил сальто-мортале — признал Палестину независимым государством? Видимо, чтобы сделать экономику Испании главной новостной темой дня!
Дело в том, что Педро Санчес не так глуп, как его малюют. Он хочет уйти с политической авансцены, как и король Хуан Карлос I -, другом арабского мира, чего он уже добился. Место под солнцем в жарких песках безбрежной арабской пустыни отныне ему обеспечено.
Это далеко не первый казус в истории, где испанцы поражают экстравагантностью поступков. Мы любим, ценим и преклоняемся перед великой культурой Испании, так как она по-настоящему велика. На особом месте здесь стоит выдающийся испанский художник, мыслитель, общественный деятель герцог Франсиско Гойя-и-Лусьентес.
В мае 1824 года этот выдающийся испанский художник покинул свою горячо любимую родину, без которой не мог и не смог жить. В 1828 году он скончался, и это случилось в небольшом французском городке Бордо.
Гойя настолько безбрежен, масштабен во всём, что даже если о нём начнёт говорить целый хор (как тот, что исполняет «Реквием» Верди), и этого все равно будет мало.
Поясню в чём дело. Гойя как художник довольно хорошо известен, хотя и тут есть многое что сказать и написать. Но вот Гойя как правозащитник, как борец с общественной несправедливостью, защитник прав и свобод гражданина практически неизвестен.
Гойя пришёл в нашу семью во времена трагических событий, когда брат моего отца Хуан Анхель Ландабасо со своей женой и маленьким сыном уехал на историческую родину из СССР. Он оставил моему отцу самое драгоценное, чем располагал — книгу «Гойя против папства». На форзаце было написано: «Моему дорогому брату на вечную память о герое нашей страны, который не пожалел жизни, борясь за счастье народа».
Мы должны сделать скидку на коммунистическое воспитание моих родителей в ту пору, но Гойя был для них символом борьбы за справедливость, счастье и благополучие испанцев.
Гойя был талантлив во всём, но прежде всего талантлив как художник. Никто никогда не смог повторить произведения Гойи. Настолько они были самобытны, индивидуальны и своеобразны.
Живопись Климта, Пикассо, Ренуара, Серра, даже Леонардо да Винчи, Рафаэля Санти и Микеланджело Буонарроти могла быть повторена тысячекратно. При этом даже приблизительных копий Гойи наука не знает: это сделать практически невозможно. Талант художника настолько специфичен, что этот последователь Караваджо и других светочей испанской живописи (Веласкес, Сурбаран, Коэльо) смог стать настоящим самородком.
Сын золотопрядильщика и орагонской аристократки стал защитником национального достоинства во времена наполеоновского нашествия, но он возвысил свой голос против обскурантизма, мракобесия и бессловесного тупого уничтожения любых мало-мальских ростков национального самосознания в эпоху сына Карла IV Фердинанда VII. В конечном счете, это привело к скоропостижному отъезду Гойи в страну, над которой он так долго издевался, подтрунивал и презирал.
Гойя был настоящим испанцем во всём, и все его проявления как художника, человека и общественного деятеля чисто испанские. Он любил жизнь, вино, женщин, праздники, всё самое красивое, яркое. шумное, дарящее улыбку, свет, радость, доброту и щедрость.
Да он и сам был таким. Все портреты женщин (их более тысячи) — это потреты счастливых женщин, которые отдались бы ему в ту же секунду, как только он на них посмотрел. Но nobless oblige — аристократки могут сделать это тайно и не сразу. Гойя был любвеобилен, щедр на ухаживания и никогда не считал деньги. Он всю жизнь только работал и постепенно глох.
Последние 5 лет своей жизни художник провёл в полном вакууме, практически ничего не слыша, но всё видя и всё понимая.
В конце мая 1824 года, доведённый до отчаяния преследованиями, шантажом, угрозами физической расправы (по всей видимости, развязанными его врагами из стана реакционных кругов католической церкви в союзе с придворной мразью), представитель знатной сарагосской семьи уехал.
Он презирал всё придворное, так как был кумиром придворной тусовки на протяжении всей жизни.
Гойя стал художником в ранние годы, и практически сразу приближен четой монарха Карла IV ко двору. В 25 лет он расписывал то групповые, то индивидуальные портреты членов королевской семьи. Большая часть его коллекции находится в Национальном музее Прадо. Именно картины, изображающие членов королевской семьи, по закону ни под каким видом не подлежат вывозу за пределы музея. Никогда нигде больше они не выставлялись.
Такая схизма распространяется только на картины Гойи. Другие (Фра Анжелико, например). хранящиеся в музее, не раз покидали пределы Испании.
Почему до сих пор музейная испанская традиция хранит тайну наложения такого запрета именно на творчество Гойи, требует особого объяснения. Мы даём своё: Гойя — нестандартное национальное достояние. Он — символ национальной культуры Испании, но это культура гетеродоксов — людей, не смирившихся перед императивом несправедливости.
Всё его творчество, его жизнь, каждое мгновение существования подтверждает этот факт.
Через 200 лет, как Гойя покинул горячо любимую страну, Испания по-прежнему демонстрирует нестандартность во всём. Прежде всего, в месте и роли в мировой экономике и международных экономических отношениях. Об этом и говорит нестандартное поведение Испании на международной арене.
