Андрей Кончаловский справедливо сказал, что надо тратить жизнь не на борьбу со злом, а на несение света людям. 31 марта я должен рассказать о двух важнейших событиях из этой серии: принятии решения о вхождении российских войск в Париж и юбилее знаменитого советского актёра.
В ночь с 30 на 31 марта 1814 года было подписано соглашение о капитуляции, давшее возможность русским войскам триумфально войти в столицу объединенной Европы, и тем самым символически засвидетельствовать силу русской духовности наряду с императивом русской государственной силы.
Учитывая, что Иннокентий Смоктуновский — символ эпохи, нельзя не отметить также его юбилей. Несколько слов о моей личном восприятии этого явления. Я не стесняюсь в выражениях, не боюсь шокировать аудиторию: я не считаю Смоктуновского великим актёром. Он для меня великий духовный светоч российской культуры в самом широком смысле этого слова.
Я не хочу говорить о том, что этот актёр преображался на сцене и на экране, что играл как никто. Он не преображался, а становился тем, чьи мысли, чаяния и чувства должен был донести до аудитории.
Смоктуновский всегда был движим сверхзадачей. Она состояла не в том, чтобы исполнить роль, как это делали великие актёры мира, а стать тем, кого предстояло воплотить на сцене или в кино согласно его личным представлениям об этом человеке. Доказательство — «Идиот» в постановке БДТ и монолог об оловянном крестике, купленном у беглого солдата на улице.
Гениальный Евгений Лебедев порекомендовал Иннокентия Михайловича на роль князя Мышкина, с которой началось восхождение суперзвезды.
Все роли без исключения Смоктуновского: Гамлет, Деточкин, Дядя Ваня и другие — достояние кинокритиков. Моя же задача скромнее, я хочу сказать об актёре что-то такое, что не скажет никто.
Такого уровня воплощения на экране или на сцене театра не найти ни в Америке, ни в Англии, ни во Франции, ни в Италии. Это наш Лоуренс Оливье. Думаю, что явление Смоктуновского в культуре сопоставимо с Бергманом в кино.
Бергман перед тем, как садиться за любой сценарий, должен был начитаться, насытиться эмоциями только у одного автора — Чехова. Прежде, чем писать гениальные сценарии и приступать к их постановке, режиссер изучал от шуточных до самых серьёзных рассказов писателя, который давал ему нужный положительный заряд энергии для творчества.
Когда я сравниваю Смоктуновского с Бергманом, я не имею ввиду общее чеховское начало, но то, что в сухом остатке они дают своей аудитории — неизбывный заряд света, доброты и счастья, тихой душевной теплоты.
Русская культура, как я её понимаю — именно тихая, спокойная, сладкая, теплая и без взрывов, но значительная и светлая. Само православие, в отличие от других конфессий — религия для душевного миротворения.
Можно создавать Днепрогэсы, решать сверхзадачи типа полета в космос и колонизации Марса, но без тихой спокойной душевной глади, которую создают такие как Смоктуновский, этого сделать невозможно.
Друзья критикуют меня за нелепое отношение к советскому кино, ты-де человек плохого вкуса. Это кино насквозь продажно, развращено официальной пропагандой и бессмыслено как творческий акт.
Но я вспоминаю фильм, где Смоктуновский сыграл Туполева — «Два авиатора». Вспоминается эпизод в жизни двух создателей авиастроения — Туполева и Сикорского, когда Туполев говорил коллеге, с которым не виделся 60 лет (тот эмигрировал после революции, а он не помышлял себя без авиации и прошел все круги ада, оставаясь верным профессии), четко объясняя, что дало ему силы творить и побеждать в самом широком смысле слова: душевный настрой и тихая русская радость в сердце и на душе, вера в своего русского Бога.
Для Смоктуновского были важны русские просторы, русский язык, русские церкви, песни и люди на улицах. Те самые русские люди, которые есть демиурги творцы среды, в которой он жил.
Смоктуновский давал тот самый настрой, единственный и неповторимый, ту самую правильную ноту, к которой прислушивается весь оркестр и все театральное сообщество России на протяжении всей его творческой деятельности. Он был своего рода камертон.
