Мне сегодня приходится говорить о человеке, которого уже нет с нами. В это трудно поверить, потому что Вахтанг Кикабидзе олицетворял собой не просто любовь к жизни, любовь к человеку, к родной земле, но и любовь вообще.
Вахтанг Кикабидзе, которого я знал лично — человек, который сделал столько для СССР, сколько не сделал ни один «брежнев». Для нас как для жителей этой страны, а не для её устоев.
Вахтанг Кикабидзе пришёл в искусство очень рано и многое успел за 84 года, которые были ему отведены. Он обладал столькими талантами, сколькими только могла наградить его благодатная земля и роскошная семья: Это был сплав проявлений трудной и бесчеловечной эпохи и лучшего из национальной культуры.
Не будем забывать, что Вахтанг — представитель культурной и этнической элиты своей страны. Его мать — Манана Константиновна Багратиони, представляла даже не княжеский, а царский род.
Когда Вахтанг Кикабидзе шёл по улице своего родного города — Тбилиси, немножко сутулой, немножко шаркающей походкой, неизменно дымя своими за версту пахнущими сигаретами (как правило, он курил Marlboro), он уже и тогда излучал, источал, направлял вокруг силу своей ауры — ауры тёплого, до слёз родного, бесконечно человечного, безусловно весёлого и радостного, неизменно открытого людям и доброжелательного тбилисца.
Смотрите, что творится?! Нас покидают остатки тех скреп (Инна Чурикова, Вахтанг Кикабидзе), которые соединяли нас с тем, что мы называли «наш Советский Союз» (безусловно, не имея в виду конструкцию с танками, с ракетами, с пустыми полками и очередями в магазинах, с ужасами и кошмарами разрешительного социализма, перекочевавшего в бесполезный капитализм, но имея в виду наше культурное прошлое).
Вахтанг Кикабидзе родился в той тбилисской (не грузинской!) среде, которая дала Советскому Союзу целую гроздь диамантов культуры, науки, просвещения и гуманизма вообще.
Смешно, наивно и вредно рассматривать Вахтанга Кикабидзе как актёра, как общественного деятеля, как комментатора тех или иных событий — этот человек (таких было не так уж и много) как бы «зависал» над Вечностью. Как Будда, глядящий откуда-то сверху на процессы, происходящие на его бесконечно любимой, но бесконечно трагической родине — Грузии, которую он рассматривал как продолжение (а иногда и ядро) культурной жизни огромного культурного пространства — России, неотъемлемой частью которой она была.
Вахтанг Кикабидзе ударил меня в самое сердце, уйдя наверх и даже не попрощавшись со мной. Боба, что ты наделал! Зачем ты так с нами поступил? Ты же знаешь, что твоё место никто не займёт! Ты же знаешь, что таких лучиков света, как ты, у нас очень мало. Если ты думаешь, что ими являются Михаил Саакашвили или Владимир Путин — ты ошибаешься, мы с ними не знакомы. Мы знакомы с тобой, потому что ты познакомил нас со своим искусством и своим даром одаривать собеседников тёплым ласковым покрывалом своего дружеского общения. Мы уже этого не получим.
Не могу не сказать несколько слов о Вахтанге как о человеке, ворвавшемся в искусство буквально как цунами, как смерч, как извержение Везувия. Я помню его совсем ещё мальчишкой, который не очень-то умел стоять на сцене в ансамбле «Орера», откуда он начал свой промыслительный путь, от раза к разу становясь то советским Хамфри Богартом, то российским Теннесси Кейси. Его «Не горюй» Данелия — это не просто шедевр, а тот фильм, который надо показывать в школе, причём по нескольку раз в семестр с первого класса по десятый. А чиновникам в высоких кабинетах к нему надо добавить другой фильм Данелия — «Мимино», чтобы им мало не показалось.
Вахтанг Кикабидзе обладал голосом Утёсова, манерами Жана Габена и обаянием Бобы Кикабидзе. Мне кажется, что если бы он просто вышел к микрофону на сцене и просто улыбался улыбкой, которую ему почему-то заменили на не свойственную ему голливудскую в фильме «ТАСС уполномочен заявить» — то и тогда искусство и тем более культура великой страны обогатилась бы высокими образцами.
Вахтанг Кикабидзе — человек, который затмевал абсолютно всех, кто бы с ним рядом ни стоял на сцене и кто бы ни находился с ним в кадре. Как это может быть? Что-то в нём было такое магнетическое, что твои глаза следили за каждым его движением и он как бы приковывал тебя к себе!
Я никогда не забуду, как о нём однажды сказала незабвенная Нани Брегвадзе. Так может сказать один человек о другом, только если тот другой либо святой, либо уникум. Она сказала, что Боба Кикабидзе освещает всё вокруг как самая сильная лампа Юпитера на съемках фильма. Я сам могу это подтвердить, потому что Вахтанг, сидя на краюшке стула в конце стола, по обыкновению согнувшись и не вынимая бычка сигареты изо рта, что-то говорил еле слышно, но весь стол, вся Вселенная была прикована к нему. К его тихому струящемуся голосу. Потому что то, что он говорил, всегда было важно: будь то о тебе лично, будь то о стране, будь то о мире. А иногда и о себе самом.
Что теперь мы будем делать без тебя, Боба? Посылай хоть иногда нам весточки, как тебя Там устроили? Нальют ли Там тебе вина? Главное, чтобы оно не было теперь таким кислым как то, которое мы пили с тобой последний раз… А сигарет теперь там не будет — там либо воскуривают фимиам, либо создают такие условия, что это не нужно. Из привычных тебе земных наслаждений Там останутся только размышления о счастливой Грузии или счастливой России.
Покойся с миром, Боба! Ушёл из жизни бесконечно дорогой нам человек, создавший в искусстве жанр счастливого, но одинокого грузина, счастливого лишь только потому, что он жив и его окружают люди, которым он может дарить своё тепло.
